– Вижу. У тебя физиономия довольная. Секс?
– Ну а где бы мы успели?
– Да где угодно!
– Мне бы хотелось по-человечески.
– Это как?
– Это не на чужой хате. И не в туалете «Дачи». – Маша бросила на Юлю лукавый взгляд.
– Возьмем по водке?
Скоро в бистро зашел в туалет кто-то из парней, их заметили, и тусовка присоединилась к ним. Шалтай пододвинул деревянный стул прямо к Маше и, когда в очередной раз чокнулись, наклонился к ее уху и спросил:
– Хочешь чего-нибудь?
Подозвал официантку. Спросил, что есть из десертов. И заказал крем-брюле с клубникой. Это происходило в гробовом молчании; ребята глазели на них, Маше стало невыносимо душно. Даже простую закуску, не то что десерт, никто за столом не мог себе позволить. А Маше принесли и поставили перед ней тонконогую вазочку, наполненную жирной гротескной клубникой.
– Ты даешь, брат, – хлопнул Шалтая по плечу Дырявый.
– Угощайтесь, ребята, – призвала Маша, и все завозились, совали чайные ложки в розетку, облизывали пальцы, топили клубничины в стопках. Маша поняла вдруг, что крем-брюле ее любимый десерт.
– У меня в пятницу все уезжают, – шепнул он, когда они прощались у Гостинки. – Приедешь?
* * *
– Готовишься к следующему экзамену? – Вечером мама погладила ее по щеке.
– Уже готова. – Маша копошилась с тетрадками.
– Он ведь в эту субботу. – Эти слова грохнули Машу в затылок, как молот великана. В субботу. А в пятницу Шалтай пригласил ее к себе, она собиралась, как обычно, отпроситься к Юльке.
– Знаю. – Она открыла тетрадь и как бы невзначай продолжила, водя глазами по строчкам конспекта. – Как раз хотела спросить… Одна девчонка с курсов живет рядом с политехом… И мы вместе думали подготовиться… Она предложила остаться у них.
– Никаких ночевок вне дома, пока не поступишь. У тебя что ни неделя, сплошные гулянки…
– Так это не гулянка! Мы хотели ночь позаниматься!
– Ночь перед экзаменом надо спать. А позаниматься… С тобой лучше папы все равно никто не позанимается. И ты это знаешь.
– Ты не понимаешь, мам!
– Я как раз все отлично понимаю. Чего это ты так хочешь туда пойти? Не верю, что такое рвение – к учебе, – мама злорадно усмехнулась. – Идем, поможешь мне с занавесками, в большой комнате развесить надо, а одной никак.
С этими словами мама вышла из комнаты.
«Не смогу в пт. Предки не отпускают. В сб олимпиада. P/S В сб вечером получится?» – написала она Шалтаю.
Когда волокла по коридору серую металлическую стремянку, телефон в кармане пиликнул сообщением.
«Каждый расставляет приоритеты по-своему. Забей, потусим потом как-нибудь».
Маша зашла в туалет, заперлась, включила воду и набрала его номер.
– Здравствуйте, – ответил он как когда-то, когда они еще не были толком знакомы.
– Я к тому, что в субботу последний экзамен перед поступлением, меня не отпустят на ночь из дома. Хотела предложить субботу…
– Печально, что я могу сказать, – сказал он в трубку и засмеялся кому-то в сторону. Вообще говорил он так, словно занят чем-то еще, а разговор его отвлекает.
– Обижаешься?
– Да кто обижается, Маш? Все замечательно. Чýдно. Или как там вы все говорите?
Маша молчала.
– Ты что-то еще хотела?
– Маш, ты тут? – Мама забарабанила в дверь туалета. – Ты с кем там разговариваешь?
Маша выключила воду и вышла в коридор:
– Мне позвонили.
– Я тебя жду уже минут десять. Разберемся с занавесками, и будешь трепаться.
Маша поволоклась за мамой. Голова пылала, как мешок с раскаленными углями. Хотелось снова звонить ему, выяснять, что же это такое. Она-то думала, их роман набирает обороты. Писала пачки страниц о том, какой он необычный. Его независимость. Нереальная свобода. Мрачная харизма, суть которой на фоне его грубости, в моменты заботы и снисходительности, сияет ярче салюта в новогоднюю ночь. И стоя посреди комнаты под ступеньками стремянки, на последней платформе которой мама босиком балансировала со шлейфом карминовой парчи, Маша остро ощутила, что все вдруг оказалось под угрозой. Из-за дурацких экзаменов, этой упрямой мамы, досадных обстоятельств, которые всегда действуют против нее.
– Держи нормально, – крикнула мама.
Маша вцепилась в металл лестницы и изо всех сил удерживала ее на месте, чтобы та не качалась под маминым весом.
– Что там у тебя опять случилось? С кем это ты беседуешь, заперевшись на все замки? – Внезапно мамин голос отслоился от реальности, как будто Маша уходила под воду. Она прижалась лицом и ухом к холодному живительному металлу лестницы и словно услышала поднимавшийся из недр полых труб гул. Этот гул зарезонировал с Машиными внутренностями, между которых стремительно сгущались потоки, вихри, они сталкивались, грохотали. Заряд нарастал, шум становился громче, пока не затмил все вокруг и не перешел из Маши в металл, опоры, в ступени и, наконец, в квадратик последней станции, которой касалась босая кожа маминых ног. Стремянка качнулась со свистом в воздухе, раздался электрический треск, и все вместе – Маша, занавеска, лестница, карниз и мама – с грохотом рухнули на пол. Маша открыла глаза и увидела потолок комнаты. Замедленно тикали часы, слегка покачивалась люстра. Быстро села. Мамина нога в лосине торчала рядом из-под парчи, стремянка же, к ужасу Маши, примостилась сверху. Она вскочила, силой отбросила лестницу так, что та грохнула в стену, и откинула занавеску. Мама будто спала, щеки побледнели, а глаза были полуоткрыты.
– Мама! – крикнула Маша. А потом еще раз: – Мама!
Мамино веко слегка дернулось. Маша залепила ей пощечину. Вспоминался курс ОБЖ, что предпринять в первую очередь… Главное, не менять положение тела… Она кинулась на кухню, пока набирала воду в первую попавшуюся кружку, обдумывала технику массажа сердца, сбиваясь с ног, понеслась обратно, с размаху плеснула всю кружку маме на голову и только после этого отрывистого жеста поняла, что мама привстала и с глупым выражением лица озирается вокруг.
– Ты что? – спросила она Машу, часто моргая.
Маша опустилась рядом с ней, больно ударившись коленом о паркет.
– Что случилось?
Мама жамкала пальцами ткань злосчастной занавески.
– Ты с лестницы упала. – Маша принялась сгребать занавеску с маминых ног. Мама осторожно оперлась на руки.
– Ногу тянет. Левую. Где ступня. Блин, не пошевелить.
– Давай помогу встать?
– Нет. Нельзя вставать. Набери-ка папу. Надо в травму, чтобы снимок делать… Слушай, я с утра не помню, что сегодня было. Почему занавески сняты?
