– Машенька, надо принять лекарства. Тут успокоительные. И поспать. Я звонила доктору Ивченко…
Маша подняла брови.
– Слушай, мы ведь думали, что окончательно решили проблему. Он сказал, в напряженные периоды, как у тебя сейчас, это бывает. Жизнь меняется, все это здорово давит на организм. Да еще и эта история… Хочешь, завтра в школу не ходи… Отлежись.
Маша замотала головой.
* * *
Перед первым уроком Маша протянула уличке по географии записку: «Мария Депре в результате стресса испытывает проблемы с речью. Прошу освободить ее от устных ответов и войти в положение, пока речь не нормализуется».
– Так, может, тебе вообще домой пойти? – спросила географичка. Ее малиновые губы презрительно изогнулись. Учителя все еще не забыли историю с Владом и колготками.
Маша помотала головой.
– Будешь вольным слушателем?
Маша с рассеянным видом протопала мимо рядов и кинула рюкзак на заднюю парту. День в школе пролетел незаметно. Маша написала на листке: «Я немного заикаюсь. Проблема давно не возвращалась, но сейчас переживаю рецидив. Сегодня буду молчать. Без обид».
Одноклассники реагировали по-разному. Ванечка обнял и держал в объятиях, пока Маша в конце концов его не отпихнула.
– Узнаю тебя, – улыбнулся он, подкидывая зажигалку одной рукой, – бесишься, значит, жить будешь!
Кто-то пугался надписи, обходил Машу стороной. Кто-то писал вопросы на листках, на что она отвечала: «Я же не глухонемая, просто не хочу тут мычать».
После уроков в гардеробе к ней подскочил Влад.
– Маш, мы в «Грибок» идем, там это самое… У Витька день рождения, он проставляется. Пойдешь? Я всех предупредил о том, что ты молчишь…
Маша опустила глаза.
– Слушай, да забей ты! Развеселим тебя. Чего ты сейчас домой поволочешься в четырех стенах гнить? Давай хоть на полстаканчика.
И Маша вдруг подумала: а действительно, почему бы не пойти? Ради чего она опять будет крутить по кругу упражнения, забившись в угол комнаты? Хотя бы чуть-чуть постоять рядом с ребятами, послушать их, подышать холодным воздухом будет не лишним. Во дворе между Мойкой и улицей Желябова было людно. На детской площадке в маленьком сквере, состоявшем из шести голых рахитичных деревец, где после уроков зависали компании из окрестных школ, кучковались ребята из разных классов. Маша топталась рядом с Владом, который замерзшими красными пальцами пытался отвинтить пробку огромной бутылки «Охты».
– Машк, тебе налить?
Она показала пальцами: чуть-чуть. Влад протянул ей стакан. И, не ожидая тостов, ни с кем не чокаясь и не прося двухлитровую колу-запивку, она одним глотком махнула водку. В горле вспыхнуло, как будто она заглотила бенгальский огонь.
– Воу, – удивился Влад. – Дать колы?
– Не надо, – неожиданно для себя четко выговорила Маша.
– Голос прорезался? – Влад, ухмыляясь, с бульканьем начислял себе новую порцию.
– Нормально, – Маша пробовала слова на вкус как диковинки. – Нормально, – еще раз сказала она. Закрепила.
– Всегда знал, что водка лечит все болезни!
– Не знаю. – Маша старалась использовать короткие фразы. Вынула сигарету, затянулась и выдала: – Вода проводит электрический ток.
– Чего?
– Налей еще!
Он тотчас протянул ей новый стаканчик. Она кинула пустой на землю и снова выпила алкоголь залпом. Щеки вспыхнули. Ей хотелось говорить.
– Слушай, я вчера ходила на допрос и так психанула, что начала заедать.
– К ментам? И что было?
– Много чего было. Так сразу и не расскажешь. Допрашивали как рецидивиста. А в итоге оказалось, что Лизу ударило током. Кабель на полу, на который она грохнулась. Это случайность. Авария.
Вокруг них стал собираться народ.
– Маша заговорила?
– А я сразу решил, что это блеф. Чтобы с вопросами не лезли.
Ребята наперебой подступались к ней, как к какой-то знаменитости. Маша не могла наговориться.
– Надо к Лизе этой сгонять.
– В реанимацию не допускают не родственников.
– Но ты, Маш, себя винишь, да?
– Не знаю я, кого винить. Такие аварии случаются. Всех может дернуть током.
– Вспомним Сосново? – К ней подошел Ванечка.
– Вот именно. Я сама пострадала от тока недавно, – с серьезным видом тараторила Маша. Она не помнила дня, когда столько болтала. Вскоре ее замутило.
– Проводишь до метро? – спросила она Ванечку.
Они пошли по аллее на Желябова, а потом свернули на Невский проспект. Прохожие спешили домой и по своим делам, а Маша, оперевшись на Ванечку, шла неспешно, аккуратно переставляя ноги. Лямка рюкзака съехала на локоть, но ей было невдомек.
– Что собираешься делать? – спросил Ванечка. – Что там тебе Шалтай навешал?
– А что я могу делать?
– Ты же после встречи с ним заикаешься, а не от ментов.
– Я стала заикаться на допросе, – отозвалась Маша. Хотелось создать иллюзию максимального равнодушия к Шалтаю. Не быть тряпкой, которую отшили. Не показывать Ванечке, как важен Шалтай. Наверное, так же как она сама для Ванечки. Его от этого чужого чувства подташнивало.
– Не заливай, я же вижу. – Ваня провожал глазами проплывавшие мимо машины.
– Я ему обрисовала все это. Он сообщил, что Лиза в коме. И все на том.
– Да ну?
– Так, а чего еще? Мы с ним не закадычные друзья, чтобы лясы точить.
– Но он мог бы тебе еще там, в «Молоке», все объяснить. Его не интересовало, каково тебе было в этот момент?
– Я думаю, он был в шоке от произошедшего.
– А я думаю, он ублюдок, от которого тебе стоит держаться подальше. Мое мнение. Ничего личного.
– Ладно, Вань, до завтра. – Она поцеловала друга в щеку и зашла в метро. Пока ехала на эскалаторе, стояла в вагоне, шла по своей улице, алкоголь выпаривался из головы легкой мигренью. В парадной остановилась, выудила из рюкзака расческу, причесалась, а потом напихала полный рот жвачки.
– Как ты? Лучше? – Мама напрыгнула на нее прямо с порога, как рысь.
– Вроде, – пробурчала Маша.
– О! Говоришь. Значит, лучше.
– Не хочу много.
– Поняла. Не лезу.
* * *
Следующим утром Маша почистила зубы и вышла к завтраку. Когда собиралась поблагодарить папу за чай, опять залипла на букве П.
– Говори, говори, не молчи! – Папа крутил ладонями в воздухе. – Только через речь ты это преодолеешь. Ясно, что в школе неохота краснеть. Но тут-то все свои. Говори, Мань. Не уходи от нас!
