На следующий день принялись налаживать быт. Он состоял, в основном, из походов в столовую, где кормили какой-то дрянью – еду готовили на кухне в основном корпусе, пока тащили к палаткам, все застывало неаппетитной массой. Потом нужно было помыть посуду в ближайшем пруду. Получалось предсказуемо скверно – холодная вода, хозяйственное мыло…
Потом играли в карты да подслушивали мальчишеские разговоры. Те обсуждали, конечно, девчонок. «Да, Жанка ничего, только толстая», – и с этого момента Жанна окончательно оказалась в аутсайдерах. Недостаточно крутая, недостаточно классная, да еще и пухляш. Фи.
Ситуацию могло бы спасти море, но тут подкачала погода: к вечеру второго дня зарядил дождь. И тут-то Жанка поняла все прелести походной жизни: палатка протекала. Найти сухое место было практически невозможно, вода текла по брезентовым стенкам, скапливалась посередине. Соседка Жанки ушла к подружкам, которым с палаткой повезло больше. Жанка осталась – все равно ей нигде не рады, чего навязываться.
«А можно домой?» – робко спросила Жанка у тренера наутро. После бессонной ночи болела голова, спину ломило от холодной земли и безуспешных попыток устроиться поудобнее вокруг лужи воды на полу. «Думаешь, тебя кто-то повезет?» – лениво спросил тренер. «Ясно», – подумала Жанка. Навалилась безысходность – вот в этой грязи, среди толпы, но в полном одиночестве предстояло провести еще три недели.
Дождь никак не заканчивался. Жанке было жалко себя до слез: сидела в промокшей палатке, стоило высунуться – обязательно кто-нибудь начинал дразнить. А однажды какие-то совсем незнакомые пацаны принялись в нее грязью кидать. От обиды Жанка разрыдалась – только тогда обидчики попрятались, побоялись, что нажалуется. В столовую ходить она тоже перестала – не хотелось лишний раз нарываться на насмешки. Отпор давать Жанка не умела, в ее интровертском сознании вообще не укладывалось, зачем приставать к человеку, который тебе ничего плохого не сделал.
На пятый день тренер вдруг понял, что Жанка не заходила в столовую уже дня три. Заставил взять тарелку. Тарелку она молча унесла в палатку, незаметно выкинула невнятную серую кашу – вроде гречневую – помыла посуду. Чувства голода не было, внутри будто камень застыл. От обиды, не иначе.
Спустя еще сутки непрерывного ливня погода худо-бедно наладилась. Дождь кончился, ветер разогнал тучи, можно было наконец-то пойти к морю. Правда, купаться не разрешали – ветер сильный, волны высокие, берег каменистый, для детского отдыха не самый подходящий. Да и в купальник переодеваться Жанка стеснялась – наверняка нарвалась бы на очередные насмешки. В общем, и море не радовало, хотя его Жанка любила больше всего на свете.
А потом случилось чудо. В лагерь приехал грузовик с продуктами. «Давай в город с машиной поедем», – услышала обрывок разговора. Что? Значит, выбраться отсюда все-таки можно?
Решение пришло мгновенно. Жанка молчком собрала свой нехитрый рюкзак – да могла бы и не скрываться, внимания на нее обращали не больше, чем на дерево. Подкараулила, когда водитель засобирался обратно, влезла в опустевший кузов – и машина затряслась по ухабистой грунтовой дороге, размытой недавними ливнями. Сейчас кажется странным, а ведь тогда никто и глазом не моргнул – куда это собралась десятилетняя девочка, кто ее встретит, и, самое главное, кто ее отпустил.
В городе первым делом отправилась к маминой знакомой, попросила денег на билет – 17 копеек на автобус до родного поселка. Еще полчаса – и Жанка была дома. Открыла дверь, бросила рюкзак, и чуть не разрыдалась от счастья. Душ показался райским удовольствием, чистая – и сухая! – одежда – тоже.
Дальше предстояло самое сложное – надо было известить родителей о своей диверсии. Жанка пошла к соседке просить совета. Елена Сергеевна появлению девочки вроде как даже не удивилась. Сказала, что мама для нее на всякий случай оставила три рубля – держи, мол, сходи на почту, отбей родителям телеграмму. «Адрес знаешь?» «Конечно».
Три рубля были гигантскими деньгами. Жанка и телеграмму отправила, и хлеба купила, и зачем-то еще букет полевых цветов у бабушки – вдруг так захотелось, чтобы дома стояли цветы в вазе.
А на следующий день приехали родители. Бабушкина деревня была совсем недалеко, чуть больше трехсот километров, восемь часов на поезде. Жанка кинулась к маме, обхватила руками за талию, уткнулась в живот. Мама растерянно гладила дочку по голове – даже ругаться не стала, настолько ее напугал Жанкин поступок. Она и подумать не могла, что ее тихоня на такое способна – сбежать из лагеря. Значит, там и правда было не очень.
Искать Жанку никто не стал. Только когда смена закончилась, к ней зашли две девчонки из отряда. Криво усмехаясь, сказали, что искали целый день – с ног сбились. «Ну-ну», – скептически подумала Жанка, закрывая дверь за гостьями.
С тех пор на секцию она больше не ходила. И в лагеря не ездила – только уже будучи студенткой, когда подрабатывала вожатой между курсами. А ненависть к палаткам и любовь к живым цветам дома остались с ней на всю жизнь.
Красная пленка
Эля вышла на балкон и поменяла герань и фикус местами. Это был тайный знак для Леши – «встречаемся, где обычно». Свидание девочка назначала в самом романтичном, по ее мнению, месте – возле сгоревшего от молнии дуба на берегу реки. Родители обычно запрещали гулять у воды, но Эля решила, раз она ходит туда не одна, значит и запрета не нарушает.
Мамы их подружились в роддоме, там же выяснилось, что и живут они, оказывается, по соседству. В общем, и детям суждено было, что называется, дружить с пеленок. Эля росла мечтательной девочкой, и очень полюбила читать женские романы. За лето она поглотила из местной детской библиотеки все до одного. Почему тогда младшеклассникам выдавали недетские книжки – загадка. Эля не все понимала из содержания, но чувства, описанные в книгах, захватывали ее воображение. Девочка погружалась в размышления и представляла, что идет на свидание в пышном розовом платье, подпоясанная алой лентой. Волосы заплетены в косы, а на голове венок из ромашек…
По сюжету, который Эльвира разыгрывала снова и снова, Леша исполнял роль прекрасного незнакомца. Заключалась она в том, чтобы встать на одно колено, предложить своей даме руку и сердце, а потом пригласить в романтическое путешествие на пароходе. Этот спектакль в репертуаре их самодеятельного театра шел все лето. Мальчик не понимал смысла этих представлений, но ему нравилось проводить время с Элей, воплощать в жизнь ее выдумки.
На другое лето Леша каждый день смотрел на балкон, но горшки оставались неизменно на своих местах. Зайти просто так за подругой и пригласить ее на свидание он не мог – у детей это было как-то не принято. Он бродил по двору один или гулял с ребятами, но Элю не встречал, пока однажды не решил пройтись по их тайным местам. Возле того самого дуба Леша увидел знакомую картину, только вместо него роль незнакомца, на этот раз, исполнял другой, приезжий мальчишка. Леша вспыхнул и решил Элю проучить.
Осенью ребята перешли в пятый класс – уже не какая-то там малышня. Вернее, вытянулись только девочки, а пацаны так и остались еще детьми. Особенно контраст проявлялся на физкультуре, когда всех выстраивали в линейку. Само собой, и девчонки считали парней из своих классов мелюзгой, и засматривались на мальчиков постарше, что разжигало между ними настоящую войну.
