— Стейк будет готов через десять минут. Полагаю, вы тоже. У вас нет головокружения от обезболивающих?
— Нет.
Клэр вдруг замолчала. Рауль догадывался, что она не договорила, и чувствовал то же самое. Дело вовсе не в лекарствах.
У него голова шла кругом.
Клэр оделась и сунула руку в повязку. Рука по‑прежнему болела, хотя боль и притупилась.
В одежде она выглядит вполне прилично. Почти респектабельно. Да. Она посмотрела на себя в зеркало. Старый растянутый спортивный костюм. На ногах тапки из овечьей шерсти. Волосы убраны, хотя и не высохли. Никакого макияжа.
— Берите меня как есть, — обронила она и вздрогнула.
«Берите меня?»
О чем она думает?
Роки посмотрел на нее так, будто угадал мысли. Клэр смущенно улыбнулась псу.
— Просто мы с тобой слишком долго были одни. Целых четыре месяца. А теперь к нам прибился этот парень.
Потрясающий парень, один акцент которого способен свести девушку с ума. И он знает, что такое одиночество, ведь у него погибли родители.
Родственная душа!
— М‑да, от этих таблеток у тебя определенно что‑то не то с головой.
Клэр поправила повязку, немного пошевелила рукой. Она чувствовала, что сейчас ей необходимо немного боли. Боль возвращает к реальности. Как раз то, что надо.
В реальности надо выпроводить этого парня с острова и вернуться к своему добровольному отшельничеству. До нее донесся запах стейка и грибов.
— Только этого не хватало.
Рауль повернулся и, окинув ее с головы до ног внимательным взглядом, улыбнулся. От такой улыбки у любой девушки могла закружиться голова.
— Отлично. Вам лучше?
— Да.
Конечно, лучше. В тысячу раз. Она чистая, ей тепло, и сейчас ее покормят. Чего еще может желать женщина?
Или кого?
— Я чувствую себя прекрасно.
Рауль выдвинул ей стул.
У него еще и манеры.
— Это совсем не обязательно. Не забывайте, что прислуга здесь я.
— Прислуга?
— Остров принадлежит Дону и Мэриголд, хотя зимой они не приезжают. Потому им нужно, чтобы кто‑то следил за домом. Этим мы с Роки и занимаемся.
— Вы с Роки, и все? Это небезопасно.
— По идее, здесь должен быть еще садовник — мастер на все руки. Но он уехал. На том же катере, на котором прибыла я. Дон и Мэриголд улетели в Европу, не найдя ему замены.
Рауль разложил по тарелкам картофельные чипсы. Стейк, чипсы, грибы. И зеленый горошек с морковкой, тушенные в масле. Вау! Никаких спасательных катеров. Пусть он остается здесь.
М‑м‑м, нет.
«Это все таблетки», — напомнила себе Клэр.
— Этих ваших Дона и Мэриголд не мешало бы привести в чувство.
Рауль сел напротив Клэр и, осмотрев ее повязку, порезал ей стейк. Ощущение, что о ней заботятся, было просто неописуемым. Похоже, она бредит.
— Они нарушают все положения о безопасности труда, прописанные в трудовом кодексе. Как можно оставить человека одного на острове? Или в Австралии нет соответствующего закона?
— Есть.
— Тогда почему вы до сих пор здесь? А главное, почему вы вообще сюда приехали?
Клэр ответила не сразу. А могла бы и вообще не отвечать.
«Почему вы вообще сюда приехали?»
Его это не касается. «Почему бы не рассказать все, как есть?» Она никому не рассказывала. Просто взяла и улетела.
— Меня обвинили в мошенничестве.
Рауль молчал. А чего она ждала? Аплодисментов? Шока? Испуга? Беспокойства? Он сосредоточенно рассматривал стейк, будто в мире не было ничего важнее. Клэр пришлось тоже углубиться в еду. Сжевав несколько чипсов, она немного успокоилась и почувствовала себя лучше.
Легче.
Проблема не исчезла, но теперь, по крайней мере, не сидела внутри.
— Полагаю, речь о чем‑то не слишком крупном. — Он наконец заговорил.
— Что? С чего вы взяли?
— Вас не посадили в тюрьму, вы устроились на работу в одном из самых негостеприимных мест на земле. Дом, может, и большой, но роскошной вашу жизнь не назовешь. А значит, вы либо украли совсем немного, либо сделали умный ход и отложили миллионы на старость.
— Либо я их вернула.
— Ну, если бы вернули, не оказались бы на острове. Не хотите рассказать об этом?
«Нет», — подумала Клэр. Но передумала. «Ладно, ты же уже начала». Да и Рауль, похоже, не видит в ее признании ничего особенного. Правда, многое осталось за кадром.
— Было много. Около семи миллионов австралийских долларов.
— Мэм, если бы вы прятали здесь такую сумму наличных, не подпустили бы незнакомца к своему ящику с трусами.
Клэр рассмеялась. Она не могла припомнить, когда смеялась последний раз.
«Я смеюсь впервые с тех пор».
— Я этого не делала.
Желание смеяться пропало. Она снова перенеслась в тот день, когда стояла в кабинете босса, побелев от ужаса.
«Я этого не делала».
Он наверняка не поверит. Да и с чего бы?
— Я вам верю. Вы этого не делали. Значит, это дворецкий?
Клэр снова засмеялась. Рауль улыбнулся, и от этой улыбки что‑то стало происходить внутри ее.
— Ну вот. Вкусные жирные углеводы. Милое дело при травмах. Как и рассказать мне про дворецкого. А еще лучше пончики с джемом, но сейчас сойдут и чипсы. Если не дворецкий, то кто?
— Фелисити.
— Конечно. Я мог бы и сам догадаться. Просто не хватило подсказок. Расскажите про Фелисити.
— Она безупречна.
— И вы подозреваете, что она присвоила эти семь миллионов?
— Думаю, да.
— Тогда она действительно безупречна. И, могу поспорить, хороша собой.
Клэр задумалась о красивой безупречной Фелисити и почувствовала, что ее начинает трясти. Вдруг на ее плечо легла рука Рауля, большая, теплая, успокаивающая. Дрожь утихла.
— Расскажите.
И она рассказала. Все. С самого начала.
О маленьком городке, где выросла. О матери, растившей ее в одиночку. О том, что к ней относились как к грязи. Ей было всего пятнадцать лет, когда умерла мать. Она окончила школу и уехала. Поступила в колледж права и торговли, получила диплом по обеим специальностям. Она всегда училась на отлично и много работала.
После колледжа Клэр получила место в службе юридической помощи — замечательной организации, где консультировали малоимущих, представляли их интересы в судах. Она обожала эту работу. А потом выиграла судебный процесс, который освещался на первых полосах всех национальных газет, и на нее вышла кадровая служба одной из крупнейших в Австралии юридических фирм.
