Был еще один случай, который Вера с удовольствием бы вычеркнула из памяти. Миша не то что бы любил поесть, но если ел, то стремился выжать из этого процесса максимум удовольствия. Он вечно то досыпал специй в рагу, то подогревал сметану, прежде чем положить в борщ, то растапливал масло для каши, словом, производил множество бессмысленных движений, которые не делали пищу вкуснее, но добавляли суеты и грязной посуды.
Вера старалась злиться молча, но настал момент, когда терпение ее лопнуло.
Славик поехал с дедом в зоопарк, и они сели обедать вдвоем с Мишей. Вера налила суп, муж попробовал и захотел добавить зелени. Пока помыл укроп с петрушкой, пока порезал, пока рассыпал по тарелкам, пока сообразил, что хочет есть со сметаной, пока достал из холодильника банку, пока взял чистую ложку, чтобы зачерпнуть…
Наблюдая за этим священнодействием, Вера дошла до белого каления, но молчала.
Наконец муж сел за стол, попробовал суп и обнаружил, что тот остыл. Не сильно, градуса на полтора, не больше, но для гурмана Миши это оказалось принципиально, поэтому он перелил суп из тарелки в ковшик и поставил на плиту подогреть, а потом неловко повернулся, задел за длинную ручку ковшика, и все содержимое вылилось на плиту, которую Вера только что отмыла до белоснежного состояния.
– Ну что, поел? – заорала она, вскакивая. – Тварь!
– Любимая, извини, я все уберу сейчас.
– Да не убирать надо, а есть, что дают, и не выпендриваться!
Суп вылился не только на рабочую панель, но и на дверцу духовки, и внутрь, наверное, затек, и на пластмассовые ручки попало, которые она тоже оттерла так, что стали чище, чем из магазина. И на полу лужица, и брызги полетели по всей кухне. Она орала, что не обязана целыми днями уродоваться из-за привередливости мужа, которому не харчами перебирать, а жрать из помойного ведра больше пристало, потому что он всем душу готов вытрясти ради своих прихотей, а сам тряпка, быдло, ничтожество и хам.
Много чего она наговорила тогда, и ведь знала, что нельзя так оскорблять человека, ради минутного злого удовлетворения наносить такие раны, которые не затянутся никогда, а все равно не могла остановиться.
Выговорившись за все годы своего безрадостного брака, Вера хлопнула дверью так, что зашатался дом, и бросилась в спальню на кровать, заливаясь слезами. Она пролежала часа два, сначала от плача, а потом просто не знала, что делать дальше. Извиняться самой или гордо ждать повинной от мужа? Второй вариант лучше, он назидательнее и полезнее и не создаст ненужного прецедента, и Миша виноват, что опрокинул ковшик, но, с другой стороны, она тоже наговорила… Ужасно оскорбила в муже человека и мужчину, когда он всего лишь был неаккуратен. Очень не хочется просить прощения, но надо, в конце концов, надоело лежать без дела среди дня. Можно выйти с надутым видом, но скоро сын вернется из зоопарка, а пребывание в ледяной атмосфере ему не полезно совершенно. Только Вера собралась с духом, как в спальню вошел муж и сказал, что все отмыл, она может принимать работу. Он не сердился, но Вера уже настроилась каяться, и извинилась, а он сказал, что она просто устала, и ничего страшного, мало ли какие слова в запальчивости скажешь, хорошо хоть ковшиком в голову не запустила, спасибо и на этом.
И так они хорошо полежали вместе до возвращения Славика, и посмеялись, и Вера тогда решила, что все прошло, инцидент, как говорят у нее на работе, исчерпан. А сегодня вот сообразила, что после того дня Миша всегда ел, что дают.
Вера посмотрела на свою чистейшую плиту. Больше Миша никогда ее не заляпает, и зеркало в ванной тоже в полной безопасности. Все в доме теперь как ей нравится.
А, к черту, кого она обманывает, бояться надо не того, что Миша не согласится, а того, что она уговорит его!
Вера встала и умыла лицо холодной водой из крана на кухне. Хорошо ли, плохо ли, но она исполняла долг жены. Совесть ее была чиста, а что будет дальше? Сможет ли она жить с чувством, что предала своего мужа? Наверное, да, но не будет ли это тяжелее, чем крах карьеры? Переносим ли груз лжи и обмана? Вера не знала, потому что до сегодняшнего дня всегда старалась жить честно, подвирая только по мелочам.
Но с другой стороны, если она скажет все как есть, это же не будет предательством, верно? Она передаст Мише ультиматум Альбины Семеновны и предупредит его, что в любом случае с ним разведется, а решать предоставит ему. Готов ли он ради жены, с которой почти десять лет прожил в согласии, отсидеть лишний годик или предпочтет пустить под откос всю ее дальнейшую жизнь ради скорого освобождения, которое, кстати, под очень большим вопросом. За чистосердечное должны сбавить срок, а если Миша будет запираться и отрицать вину, наоборот, накинут. Получается, для Миши тоже будет лучше поступить как требует Альбина Семеновна.
Да, так она с ним и поговорит, ведь честность – лучшая политика. Вера повеселела и побежала в ванную, наполнять тазик ледяной водой.
* * *
Не успевала Настя утром почистить зубы, как вспоминала, что надо позвонить Рымареву, и от этого сразу портилось настроение.
Она с трудом, будто брела по колено в песке, начинала выдумывать фразы, которые стопроцентно заставят Дмитрия Зосимовича нажать на все имеющиеся в его распоряжении рычаги и надавить на все кнопки, чтобы вытащить Игоря со скамьи подсудимых.
Настя точно не знала, какую должность занимает Рымарев, в поезде он сообщил, что слегка не чужд авиации, а когда она спросила: «Летчик?», ответил: «Нет, конструктор».
Больше он не распространялся о своей работе, и, хоть выглядел Димон довольно скромно, женская интуиция подсказала ей, что он не просто чертит по линеечке на ватмане. Она определила это не по билету в СВ и не по отлично сидящему костюму, тем более что пиджак Рымарев, заручившись ее согласием, довольно быстро снял и закатал рукава сорочки, обнажив загорелые жилистые руки. Нет, дело было во внутренней силе и уверенности, тех мужских качествах, которые женщины чувствуют на биологическом уровне.
Водитель встречал его прямо возле вагона, не без подобострастия подхватил легкую дорожную сумку, и Димон, последний раз спросив у Насти, не подвезти ли ее, и услышав решительное «нет», быстро пошел вперед, не оглядываясь. Насте вдруг стало любопытно, она проследовала за своим попутчиком до выхода из вокзала и видела, как Рымарев сел на заднее сиденье черной «Волги» и сразу открыл какую-то папку.
Личный водитель есть у многих бюрократов средней руки, но он остается дома, в командировках начальник передвигается самостоятельно. А для Димона вот отрядили человека… Да что там говорить, если он из Иркутска выяснил ее телефон, не зная адреса. Настоящим звездам, которых караулят у парадной, тем да, тяжело живется, поклонники передают друг другу их домашние номера и бывают так назойливы, что телефон приходится менять. Но Настя не достигла такого уровня популярности, у нее и обожателей-то было раз-два и обчелся. Один Димон, да и тот по пьяни, ну еще таджик, называвший ее красивой красавицей. Самое точное, кстати, определение. Она именно красивая, а не соблазнительная и не обаятельная. В прошлом году они с Ларисой читали роман Моэма «Театр» и голову сломали, пытаясь понять, что такое секс эпил, о котором так переживала главная героиня, пока не додумались, что это просто вульгарная соблазнительность.
