Да что там Володя, в ее собственных ушах еще звенит последний школьный звонок, а она уже женщина средних лет, мать семейства и судья городского суда, давно не молодой специалист, а опытная и авторитетная сотрудница. Какой ужас…
Но горевать некогда, пора вешать новые прекрасные занавески из белого ситчика в розовую клеточку, обшитые кружевной тесемочкой. Сплошное умиление, и не догадаешься, что вышли они из-под рук суровой Гортензии Андреевны.
В комнаты она тоже настрочила новые гардины из тюля, который передавался в семье Ирины из поколения в поколение и пожелтел от старости еще до того, как попал к ней в руки. Но для дачи оказалось самое то.
Сарафан, с которого старушка начала свою швейную эпопею, был давно готов и вышел таким вызывающим, что Ирина стеснялась носить его за пределами спальни, хотя Гортензия Андреевна восклицала, что, если женщина может позволить себе быть красивой и соблазнительной, она просто обязана ею быть.
После сарафана старушка бросилась обшивать детей, используя для пополнения их гардероба преимущественно старые брюки отца, так что в конце концов Кирилл взмолился, чтобы ему оставили хотя бы треники. Дома-то он может и в трусах, а на работе не поймут.
В воскресенье состоялся отчетный концерт в музыкальной школе Егора, а вечером Ирина решила максимально наготовить на следующую неделю, потому что предвидела, что она получится напряженной.
Процесс гладко не пойдет, там и так-то много неясностей, так еще Соломатин пригласил в адвокаты Келлера, который цепляется к каждой мелочи. Со стороны это выглядит виртуозной работой, но похоже, что у него просто нет четкой стратегии защиты, вот и хватается сразу за все. Прямо по Марку Твену, какое-то козыряние в воскресной школе. Смотрите, как я могу! И так тоже могу! И эдак! Смотрите, никто не додумался, а я додумался, я же лучший, черт подери! Знает, хитрюга, что судьба Игоря Васильевича предрешена, судьи заряжены на обвинительный приговор, вот и выпендривается перед публикой. И пусть бы, но очень много времени уходит на эти уловки.
Эх, накинет она расхитителям лишний годик за то, что не проявляя деятельного раскаяния, заставляют ее заниматься самым противным делом на свете – разбирать кочан капусты для голубцов! Вечно руки обожжешь, или порвешь самый красивый лист, или передержишь в кипятке, в общем, дело муторное, зато потом удобно. Накрутишь голубцов, в морозилку забьешь, а на неделе только знай доставай. Но как же бесит!
Дождавшись, пока вода закипит, Ирина осторожно опустила в кастрюлю вилок капусты, подождала чуть-чуть и с помощью двух поварешек перенесла под холодную воду. Так придется повторять, пока от кочана не останется маленькая пупочка, и к завершению работы она, пожалуй, будет готова назначить бедняге Соломатину высшую меру за его хитроумного адвоката.
Может, есть смысл намекнуть Келлеру, что она судит непредвзято, а заседателям в этот раз вообще до луны, причем не только в переносном, но и прямом смысле. Они буквально слились в экстазе, так что стало невозможно объяснить им, что они ходят в суд не для совместной научной работы, а для вынесения приговоров подсудимым. Авторитарный судья Иванов душу бы продал за таких послушных заседателей, а Ирина предпочитала коллегиальное мышление, но что поделать, бодливой корове бог рогов не дает.
Пока внутреннего убеждения, что Соломатин причастен к хищениям, у нее не появилось. Разумеется, основные свидетели еще впереди, надо послушать, что покажут на суде директор ателье и руководитель танцевального ансамбля, но, с другой стороны, разве можно верить на слово мошенникам и ворам? Есть финансовые документы с подписями директора картины и экспедитора, есть экспертизы, что подписи эти подлинные, а вот подписи ребят в зарплатных ведомостях, наоборот, поддельные. Это убедительные доказательства вины, и она с чистой совестью вынесет обвинительный приговор ушлым администраторам. Но осудить режиссера только на основании свидетельских показаний… Не тридцать седьмой год, вообще-то, на дворе.
Да и внутреннее убеждение подсказывает, что Соломатин не виноват. Внешность, конечно, обманчива, но все равно не монтируется Игорь Васильевич со своими товарищами по несчастью. Те – простые хитроватые мужики, а в режиссере сразу видно образованного и умного человека, что называется, совершенно другого круга. Он бы просто побрезговал связываться с такими ухарями, особенно с экспедитором, у которого неоновыми буквами на лице написано, что он в случае чего родную мать продаст и недорого возьмет. А главное, Соломатин в этой преступной схеме пятое колесо, совершенно не нужен, поскольку отвечает за творческий процесс, а движением материальных средств и финансов не занимается вовсе. На кой черт его вовлекать? Ведь каждый уважающий себя расхититель знает, что меньше народу – больше кислороду, и чем меньше делитель, тем больше частное.
Если бы Ирина была адвокатом Соломатина, то напирала бы именно на это, не распыляясь по мелочам. Его использовали втемную, а может, он и знал, что мужики воруют, но денег от них никаких не получал и преступной деятельности не способствовал, стало быть, соучастником его считать нельзя.
Судить за халатность – другое дело. Это можно. Укрывательство тут будет трудно натянуть, а халатность самое то. И получит Сломатин условный срок и бешеную популярность среди интеллигенции. Смотрите, вот человечище! Не донес! Не заложил друзей кровавым палачам режима, за что от этого режима и пострадал. И пойдет Игорь Васильевич дальше по жизни с ореолом героя и великомученика.
И она тоже выиграет, удержится на тонкой грани, чтоб ни нашим, ни вашим. Хотя «наших» в лице Ирининых подруг больше интересует, такой же ли симпатичный Соломатин в жизни, как на экране, и кто из знаменитостей ходит в суд его поддержать, и за этими важнейшими вопросами суть проблемы как-то ускользает.
За размышлениями она не заметила, как расправилась с кочаном. С удовольствием посмотрев на горку капустных листов, Ирина села крутить голубцы.
Тут в кухню заглянул Кирилл:
– Не помешаю? Что-то чайку захотелось.
– А ты опять дома? – удивилась она.
– А где мне быть?
– В рок-клубе своем или в «Сайгоне», откуда я знаю. Ты что-то давно не ходишь.
Муж пожал плечами и зажег газ под чайником, бормоча, что человеку нельзя уже провести воскресный вечер в кругу семьи.
– Правда, Кирюш. Нагуляйся, а то сейчас в отпуске как заедешь на дачу, так и все.
– Прямо все-все?
– Нет, на выходные я тебя буду, конечно, отпускать в город, но пять дней придется сидеть в изоляции, без телефона, телевизора и общения с друзьями. Это не так просто, как кажется.
Кирилл отмахнулся:
– Уединение самое то для духовного развития творческого человека. Может, хоть диплом допишу…
– С двумя-то детьми? Попробуй, конечно, – засмеялась Ирина и сразу осеклась, – слушай, Кирюш, а ты как творческий человек потом, если что, не будешь меня ненавидеть?
– Точно не буду, ни при каких обстоятельствах, но чисто из любопытства спрошу, если что – что?
