– Так что, Настя? Айда? Обещаю, что примем вас как королеву.
Вздохнув, Настя посмотрела на Данилку, который, пыхтя, пытался самостоятельно спустить Утю с горки. Хорошо бы полететь в Иркутск или все равно куда, она ведь так давно не садилась в самолет, даже в аэропорту сто лет не бывала. Поезда Настя тоже любила, но самолеты – это что-то особенное. Она даже собиралась стать стюардессой, пока не попала в жернова кинематографа.
Сейчас бы собрать любимую сумочку да и полететь в неведомый город Иркутск, туда, где Игорь не сможет ни найти ее, ни дозвониться… Снова почувствовать себя знаменитой и любимой артисткой, хотя бы на пару часов творческого вечера…
Ага, и снова ей под юбку полезет этот оголтелый, и снова она еле устоит! И хорошо еще, если устоит!
Впрочем, это все пустые размышления, Данилку с собой брать опасно, а оставлять не с кем, Лариса боится долго приглядывать за ним. Два-три часа – пожалуйста, а дольше она начинает паниковать.
Как-то зимой Настю пригласили на эпизодик. Роль крошечная, но в картине у очень хорошего режиссера, который, как ей шепнули по секрету, давно присматривался к молодой артистке, и если бы она достойно проявила себя в эпизоде, показала бы профессионализм, дисциплинированность и субординацию, то получила бы более заметную роль в следующем фильме мэтра. Поэтому Настя, досуха сцедившись (тогда она еще кормила), понеслась на студию, оставив Данилку на попечение Ларисы. И только она погрузилась в работу, как ассистент режиссера сообщил, что ее просят срочно позвонить домой. У Насти душа в пятки ушла, так что она не с первого раза сумела набрать номер, понимая, раз Лариса нашла ее на студии, случилось что-то по-настоящему страшное.
Лариса в трубке кричала, что Данилка плачет, никак не успокоится, сучит ножками, два раза уже срыгнул, и она боится, что у него что-то с животиком, а в таких случаях нельзя терять ни минуты, но без согласия матери она боится что-то предпринимать.
Даже не отпросившись у режиссера, Настя вызвала такси и, наспех переодевшись, помчалась домой, с сердцем, колотящимся где-то на уровне ушей, взлетела по лестнице и, выронив связку ключей из трясущихся рук, нажала на звонок. Ей открыла рыдающая Лариса с веселым Данилкой на руках. Вскоре после того, как она вызвала Настю, ребенок покакал, отошли газики, и он совершенно успокоился. Лариса пыталась снова дозвониться на студию, но было уже поздно.
Настя схватила Данилку, прижала к себе изо всех сил, потрогала губами лобик. Температуры вроде нет, животик мягкий… И только она начала успокаиваться, как глаза выхватили фразу «период мнимого благополучия» из груды распахнутых книг по уходу за ребенком, которые Лариса в волнении штудировала до ее прихода.
Снова сердце уехало в пятки, Настя с Ларисой подхватили Данилку и побежали в приемный покой ближайшей детской больницы, где симпатичный пожилой врач над ними посмеялся и сказал, что такое часто бывает. У родной матери особая связь с ребенком, она на биологическом уровне чувствует, здоров он или нет, а тетушки и бабушки вечно паникуют из-за ерунды. Особенно бабушки, повторил он с тяжелым вздохом.
Лариса страшно переживала, что сорвала подруге съемку, просила прощения, но Настя и так не сердилась, хотя это и стоило ей расположения знаменитого и влиятельного режиссера. До звонка Ларисы они успели отснять один дубль, и настолько приличный, что он вошел в картину, но все равно ни один вменяемый режиссер не станет работать с артисткой, которая убегает с площадки посреди процесса. Да, опозорилась она тогда знатно, но это ничего, все равно, когда дело касается детей, лучше испугаться тени, чем не заметить настоящей опасности.
В общем, просить Ларису остаться с Данилкой на сутки с лишним будет настоящим свинством. Она, конечно, справится в лучшем виде, но сама сойдет с ума от тревоги и беспокойства.
– Может быть, осенью, – сказала Настя.
Рымарев вздохнул:
– Вы правы. Сейчас все разъезжаются в отпуска, у детей каникулы… А осенью в самый раз, хотя до сентября еще так долго. Целое лето, маленькая жизнь.
– Пролетит быстро.
– Как и большая, – засмеялся Рымарев, – ладно, Настя, буду ждать. А вы сейчас заняты работой над новым фильмом?
– Нет, из театра не отпускают, – зачем-то соврала Настя.
– Понимаю.
«Попроси его об Игоре, – сказал внутренний голос, – ясно, что он не просто так тебя приглашает, ты нравишься ему, так попроси. Потом отработаешь, ничего страшного, прилетишь в Иркутск осенью и отработаешь, ничего у тебя не отвалится, зато Игорь выйдет на свободу и будет с тобой, когда узнает, что это ты его спасла. Ну что ты молчишь, попроси, Настя!»
– А я хотела… – начала она и растерялась, не зная, как облечь в слова свою просьбу.
– Да, Настя?
– Дмитрий Зосимович…
– А вы больше не станете называть меня Димон?
Она не хотела, а засмеялась.
– Так что, Настя?
Она набрала побольше воздуха, и снова язык не повернулся. Да что с ней такое? Что это за любовь, если она не способна ради Игоря даже унизиться?
– Как вы узнали мой номер телефона? – спросила она.
– Воспользовался служебным положением, уж простите. Но был бы очень рад, если бы вы разрешили мне дать вам свой.
– Давайте, что уж там…
– И то правда. Что уж там… Чем записать, есть?
Конечно же, не было. Лариса иногда клала к телефону ручку или карандашик, но проходило совсем немного времени, и он таинственным образом исчезал, и обнаруживалось это в самый ответственный момент, когда срочно требовалось записать важнейшую информацию. Так и сейчас. Настя пометалась по квартире, но смогла найти только старый размочаленный фломастер, которым с большим трудом вывела телефон Рымарева на полях «Ленинградской правды», номер которой, по счастью, лежал в прихожей.
Впрочем, суетиться не стоило, потому что иркутский номер содержал на две цифры меньше и был очень простым, так что она сразу запомнила его наизусть.
– Буду ждать звонка, – сказал Дмитрий Зосимович.
Повесив трубку, Настя повеселела. Она проявила малодушие, не попросив Димона Рымарева о помощи, но зато теперь у нее есть его номер, и она позвонит, как только соберется с духом. Надо подобрать правильные слова и вообще так подать, чтобы он не смог ни в коем случае отказаться, а это требует подготовки.
Она все продумает, отрепетирует и позвонит.
* * *
Выходные были полны хлопот и поэтому получились очень длинными. В субботу Ирина и Кирилл, оставив детей на попечение Гортензии Андреевны, съездили без ночевки подготовить дачу к заселению. Ирина надраила полы, разложила по шкафам привезенное из города белье, перемыла всю посуду и, хоть стояла теплая погода, наскоро протопила печь, чтобы освежить атмосферу в доме.
Кирилл занимался разным мелким ремонтом и покосил уже подросшую траву на участке и перед забором. Острый запах лета и земных соков навел Ирину на грустные мысли о быстротечности времени, ведь, казалось, еще вчера трава робко пробивалась из земли, и вот ее уже надо косить. Только-только она принесла Володю из роддома, а сейчас он уже сам бегает, и такой стал шкода, что страшно оставлять его на целый день даже со столь суперответственными людьми, как Кирилл и Гортензия Андреевна.
