Миша заглянул ей в глаза:
– Верочка, не плачь…
Муж потянулся к ней, но тут же отступил, опустил руки и потупился, как виноватый ребенок.
Следовало сказать ему что-нибудь холодное и вежливое, но у Веры вдруг так заныло сердце, что она почти бессознательно обняла мужа, прижалась к обветренным сухим губам.
Очутившись в его объятиях, Вера опомнилась, хотела сказать, что это ничего не значит, но тут подошел конвойный, и Миша нехотя выпустил ее из своих рук.
Все-таки папа накликал. Выйдя из здания суда, Вера почувствовала себя по-настоящему больной. Голова кружилась, поташнивало, и больше всего на свете хотелось упасть в кровать, накрыться с головой и уснуть, надеясь, что завтра станет лучше.
Но надо было бежать на продленку за Славиком, весь вечер изображать перед ним веселую беззаботную маму, а главное, спи не спи, а завтра лучше точно не станет.
Впереди еще много таких изматывающих дней.
* * *
Из-за тети Нининых угроз Лариса ходила грустная, и Настя поднажала на домашнее хозяйство. Она стала даже варить не только детские, но и взрослые супы, и пылесосила теперь каждый день, и вещи свои перестала разбрасывать по всей квартире, чтобы не бесить аккуратистку Ларису.
Однажды она решила сделать любимое Ларисино пирожное «картошка», специально оббегала с Данилкой все булочные округи в поисках ванильных сухарей, и за это время масло, строго по инструкции заранее вынутое из холодильника, вместо того чтобы размягчиться, предательски растаяло на солнцепеке. Хорошо еще она догадалась, выложила его в миску, а то пришлось бы всю кухню отмывать.
Вместо смекалки (масло перетопить, а сухари съесть в первоначальном виде) Настя проявила упорство, все-таки слепила пирожные, и получились они ровные, красивые, просто загляденье, но на вкус больше отдавали беляшом, чем изысканным десертом, и Лариса только хуже расстроилась и, кажется, немножко обиделась, хотя и постаралась этого не показать. Подруга рано ушла спать, а Настя, выкинув злосчастную «картошку», переживала, что не оказывает Ларисе поддержки столько, сколько нужно.
Только из-за Игоря и его суда у нее ни на что не было сил.
Настя ждала, что Игорь одумается. Ведь чудеса случаются, и любовь в конце концов оказывается сильнее всех препятствий, даже сильнее самого человека. Недаром об этом сложено столько стихов и песен. Не на пустом же месте они создавались…
Вдруг раздастся звонок в дверь, и он появится на пороге, обнимет сразу их обоих, ее и Данилку, и скажет, что пришел навсегда. Нет, наверное, сначала все-таки позвонит и будет долго молчать в трубку, а потом вздохнет и хрипло спросит: «Если я к тебе приду насовсем, не прогонишь?»
Воссоединение с любимым рисовалось ей очень ярко, почти как наяву, и Настя чувствовала себя в одном миге от счастья, но секунды падали в вечность, а телефон молчал и в дверь не стучали даже соседи.
В конце концов Насте стало невыносимо тяжело находиться рядом с безмолвным желтым аппаратом, и она, проводив Ларису на работу, уходила с Данилкой гулять, благо погода стояла хорошая.
Обычно они играли на детской площадке возле дома, а иногда Настя сажала сына в коляску и отправлялась в парк, расположенный через квартал.
Там всегда бегали спортсмены, большими стаями, топоча, как мустанги, и Настя с Данилкой любили на них смотреть. Спортсмены целеустремленно неслись по гравиевой аллее, так что тесемки номеров развевались за спинами, а потом, после пересечения финишной ленты, ходили, отдувались, высоко поднимая руки и наклоняясь вперед, а заодно подмигивали молодой мамаше с сыном. Настя улыбалась им в ответ, махала рукой и шла дальше, деликатно провозя коляску по самой обочине парковой дорожки, цепляясь колесиками за выступающие из земли узловатые жилы корней.
От свежего воздуха Данилка часто засыпал в коляске, как маленький, и Настя откидывала спинку, раскрывала навесик и принималась нарезать круги по парку, воображая, как сейчас в квартире телефон захлебывается от звонков Игоря, но довольно быстро мечты сменялись невеселыми житейскими мыслями.
Больше всего ее тревожило собственное бездействие. Игоря судят, а она сидит как квашня и ничего не делает для спасения любимого человека. Даже в суд не пришла, и очень вряд ли Игорь понял, что она это из деликатности.
Когда любишь человека, делаешь все для его спасения! Мама не зря говорила, что любовь – это великий дар, только даришь ты, а не тебе, так что надо не ждать, а действовать, бороться за свою любовь, вот только как? Не сядешь же вместо Игоря на скамью подсудимых… В убийстве или обычной краже она бы призналась, оговорила себя, лишь бы смыть позорное пятно стукачки, это не вопрос, но ведь речь идет о хищениях социалистической собственности… Кто поверит, что у Насти хватило ума придумать и провернуть столь остроумную комбинацию, если она с третьего раза только поняла, в чем там суть, и то не до конца.
Настя поправила козырек коляски и, последний раз улыбнувшись бегунам, свернула к ручью, через который перекидывался горбатый мостик. С трудом перекатив через него коляску, она побрела по узкой аллейке, усыпанной прошлогодней хвоей. Справа зеленел лужок, а за ним раскинулась старинная усадьба, красная с белыми колоннами, а слева сразу шел густой и темный ельник. Высоченные деревья стояли сплошной стеной, сплетались пушистыми изумрудными лапами над оврагом, по каменистому дну которого быстро и шумно бежал ручей. В зеленоватом сумраке, клубившемся у подножия елей, сверкали белые звездочки весенних цветов.
Но все-таки это не настоящий лес, потому что вдалеке виднеются крыши высоток.
Настя вспомнила, как они с Игорем гуляли в таком же почти настоящем лесу, когда были на натурных съемках… Она уже знала, что беременна, и набиралась смелости сказать об этом любовнику, а Игорь все болтал о своей прекрасной новой даче, на которую они обязательно скоро поедут и будут гулять на природе, совсем как сейчас, и как, черт возьми, обидно, что за хлопотами забываешь, что такое свежий воздух… Тут Настя решилась, выпалила, что ждет ребенка, и на дачу так никогда и не поехала.
Соломатин порвал с ней отношения, а заодно и заменил на съемочной площадке. Хотя, если бы постарался, успел бы ее отснять до того, как беременность стала бы заметна. Насте вдруг стало очень обидно, что он этого не сделал. Ну конечно, успела бы она отыграть до декрета. Трюков роль не предусматривала, а ходить в красивом платье и произносить реплики женщина в интересном положении вполне способна. Даже если бы сроки затянулись, Игорь опытный режиссер, и оператор у него замечательный, сняли бы так, чтоб растущий животик в кадр не попал.
Теперь поди пойми, то ли Игорь от злости не дал ей доиграть, то ли, наоборот, из сентиментальности. Фильм ведь его детище, он будет иногда его пересматривать – и видеть, как по экрану ходит беременная от тебя женщина, которую ты любил и от которой вынужден был отказаться, наверное, очень тяжело.
По-человечески это вполне понятно, но все же жаль хотя бы потому, что, снявшись в этой картине, она стала бы свидетельницей и дала бы такие показания, какие надо для спасения Игоря. С него бы мгновенно сняли обвинения, а люди поняли, что никакая она не стукачка.
