– Искусство, конечно, должно ставить сложные вопросы, – усмехнулась Гортензия Андреевна, – только не надо забывать, что сложные вопросы – это те, которые сложно решить, а не те, что сложно понять. Я это к тому говорю, что соломатинское творчество не имеет ни малейшего отношения к его криминальным делишкам. Воровал – получай срок, нет – иди дальше снимай свою лютую антисоветчину.
– Как бы еще это понять…
– Но, Ира, это же не убийство, а хозяйственное преступление. Там все должно быть понятно из финансовой отчетности.
– К сожалению, это не всегда так, – вздохнула Ирина. – Организатор преступной группы может вообще не быть должностным лицом. Просто он, например, знает, где сбыть неучтенные излишки и через какую дырку в заборе их можно вынести. Или придумал новый способ раскроя ткани. Вот вы, Гортензия Андреевна, сейчас разложили выкройку максимально экономно, чтобы оставалось как можно меньше бесполезных лоскутков, но все равно кое-что пойдет у нас в мусор, верно?
– Ну конечно, Ирочка.
– Так и на производстве, без отходов не бывает, но вдруг найдется ушлый человек, который придумает карту раскроя так, что выгадает с каждого рулона дополнительные десять метров, только припуски на швы придется сделать на несколько миллиметров меньше, вот и все. И совсем необязательно этот гений будет фигурировать в финансовой отчетности, но свою долю с прибыли будет исправно получать. В общем, самая мелкая сошка может оказаться Наполеоном преступного мира, а директор предприятия – просто непрофессиональным руководителем.
Гортензия Андреевна тяжело вздохнула и сказала, что больше никаких советов давать не станет, потому что за последние тридцать лет самым таинственным злодеянием в ее практике была подделка отметок в дневнике.
– Конечно, эти киношники в последнее время больно много о себе стали понимать, – заключила она, – и цензура их замучила, и снимать-то не дают, и денег мало платят… Небожителями хотят быть, и это, конечно же, недопустимо. В Советском Союзе все люди равны, но, с другой стороны, с помощью судебного произвола тоже нехорошо это доказывать.
* * *
Альбина Семеновна целую неделю не вызывала ее к себе, и в Вериной душе затеплилась робкая надежда, что обойдется. В конце концов, кому есть дело до нее, простого инструктора? До развода посидит тише мыши, а там биография снова будет чиста. Но нет, ее неумолимая судьба осталась верна себе, и только Вера слегка приободрилась, как позвонила секретарша Альбины и пригласила ее на аудиенцию.
Вера вошла в просторный кабинет робко, опустив голову, и остановилась у самой двери.
– Проходи, проходи, – улыбнулась Альбина радушно, – садись поближе и рассказывай, как ты справляешься, моя дорогая.
Вера удивилась, но не сильно, зная по опыту, что начальница умеет очень мягко постелить, а спать невозможно.
Устроившись на самом краешке ближайшего к начальнице стула, она по-ученически сложила руки на коленках и, не поднимая глаз, пробормотала, что контролирует ситуацию, ждет только приговора, чтобы развестись, и где угодно готова подтвердить, что не знала о Мишкиных махинациях.
Альбина Семеновна кивнула, придав лицу участливое выражение, очень красноречивое, но вряд ли выражавшее искренние чувства.
– Значит, твердо решила расторгнуть брак?
– Ну конечно, Альбина Семеновна! Для меня неприемлемо быть женой уголовного преступника, – выпалила Вера давно заготовленную фразу.
– Верю, верю, девочка, – перегнувшись через широкую столешницу, Альбина Семеновна потрепала Веру по плечу, что было у нее высшим жестом одобрения, – и общественность тоже тебе верит. Больше скажу, очень многие считают, что это именно ты донесла в милицию.
Вера вздрогнула. Сама новость не была для нее неожиданной, потому что в субботу ей звонила жена Мишкиного подельника, экспедитора Малюкова, и обложила в три погибели, назвав в числе прочих прискорбных определений стукачкой. «Чистенькой захотела остаться, тварь, – вопила Малюкова, – зассала и сразу к ментам? Ну ничего, мы еще посмотрим, еще так тебя на суде говном обмажем, вовек не отмоешься!» Вере было наплевать, что о ней думает пьяная Малюкова, но что версия, будто она заложила преступную группировку, в которую входил Миша, дошла до Альбины Семеновны, было неприятно. А главное, черт знает, как реагировать? Какой ответ будет для нее выгоднее?
Вздохнув, она наконец отважилась посмотреть начальнице в глаза:
– Альбина Семеновна, если бы я была более внимательной и поняла, что муж ворует, то обязательно посоветовалась бы с вами, прежде чем что-то предпринимать.
– Вот и молодец, вот и умница.
Сказав это, Альбина Семеновна встала из-за стола и подошла к Вере, положила ей ладонь на плечо и сильно надавила, когда та хотела встать из уважения к начальнице.
– Сиди-сиди… Ситуация, конечно, тяжелая, так давай мы с тобой по сигаретке, пока никто не видит? – заговорщицки подмигнув, Альбина Семеновна достала из маленького шкафчика, скрытого за дубовой панелью, пачку «Мальборо». Вера не курила, но отказаться не решилась, послушно высекла огонек из яркой импортной зажигалки, подала сначала Альбине, потом прикурила сама и быстро выдохнула противный горький дым.
Начальница села напротив, положила ноги в изящных немецких лодочках на краешек стола для заседаний и, зажмурившись, медленно и мечтательно выпустила в потолок струйку дыма. То ли оказывала доверие, то ли просто решила, что перед Верой нечего стесняться, раз с ней все кончено.
– Ты, солнышко, с разводом-то не торопись пока, – улыбнулась она, – это всегда успеешь… Лучше скажи, ты ему адвоката пригласила? В СИЗО навещала?
Вера резко мотнула головой:
– Нет, еще чего! Я ворам потакать не собираюсь.
– Правильно, правильно, но ты ведь все-таки жена его.
– Только до приговора. Альбина Семеновна, я не лгу, когда говорю, что у меня ничего общего нет с этим человеком.
– Ты погоди, погоди, не кипятись. Никто не просит тебя оправдывать расхитителя, но семья для настоящего коммуниста – это понятие серьезное. Сплеча рубить тоже не надо… Никто, Верочка, не осудит, если ты передашь своему мужу шерстяные носки и возьмешь хорошего адвоката. Я тебе даже могу одного посоветовать, если хочешь.
– Мне так неловко, что вы принимаете участие…
– А как же, Верочка, ты ведь моя подчиненная, – перебила Альбина. Последний раз глубоко затянувшись, она быстрым мужским движением затушила сигарету в стальной пепельнице и, вернувшись за свой рабочий стол, с грохотом стала открывать ящики один за другим, – куда ж я сунула… Ах, вот она где!
С этими словами начальница протянула Вере визитную карточку с претенциозными завитушками и золотым тиснением.
– Позвони ему, Верочка, это превосходный адвокат, и он о тебе уже предупрежден.
– Но…
– У тебя нет денег ему заплатить? Понимаю и одолжу, если нужно.
