— А ты когда–нибудь видел настоящего спрута? — спросил Гидеон.
— Да.
Внимание мое опять переключилось на тело пленного первенца прадора — одного из жутких детишек нашего врага. Оно лежало передо мной возле выдолбленного в скале дота. Ноги, руки–манипуляторы и клешни прадора валялись кучкой в нескольких шагах от туши, за нашей большой автопушкой. Я вскрыл панцирь, откинул его на хрящах, точно крышку пустой жестянки, и продолжил копаться в потрохах, отбрасывая прочь всякую липкую дрянь, пока не добрался до главного нервного узла — или мозга. Он угнездился в центре обызвествленного кольца какого–то сосуда. Достав хирургический молоток, я ударил посильнее, ломая капсулу. Первенец зашипел, забулькал, и я почувствовал, как культяпки отрубленных жвал жалко задергались возле моей ноги. И все–таки, хотя я и понимал, что это существо сделало бы со мной, не лиши мы его подвижности, собственные действия казались мне отвратительными.
— Где? — спросил Гидеон.
— Что «где»?
— Где ты видел спрута?
— В аквариуме на Земле.
— Никогда там не бывал, — презрительно бросил он. — И никогда не жаждал побывать.
Похоже, он пытался отвлечься, и будь на его месте кто–то другой, я бы предположил, что он не желает думать о том, что я делаю. Однако Гидеон и все его люди давно сражались с прадорами, и какая–либо брезгливость в отношении биошпионажа у них начисто атрофировалась. Когда враг расположен не только убить, но и сожрать тебя, быстро отбрасываешь любые правила и формальности. Вот бы и мне так.
Наконец, основательно надломив оболочку мозга, я выбрал из своих неуклонно сокращающихся запасов допросный имплантат — начиненный нанотроникой блок, похожий на стальной дверной клин, — и вставил его в нужное место. Прадор опять задергался, зашипел, и из его ножных лунок прыснули струйки зеленой крови.
Я отвернулся, ощутив слабый толчок, и заметил спрутоножку, метнувшую в меня ядовитую иглу. То ли съесть меня захотела, то ли поиметь. Молния прошила сумрак — и спрутоножка взорвалась, точно яйцо в микроволновке. Одна из наших пушек — «комариков» выдвинула хоботок, ее камуфлированный корпус мелко дрожал.
— Не так уж они и не похожи, — сказал я.
— Что?
Я показал на дымящиеся останки спрутоножки:
— Эти выглядят почти совсем как земные спруты, хотя те, что с Земли, живут в воде, и некоторые виды покрупнее будут.
— А они стреляют ядовитыми иглами? — поинтересовался Гидеон.
Я покачал головой.
— У них нет ни трехспиральной ДНК, ни трех глаз.
Гидеон фыркнул и повернулся к прадору:
— Ну и долго нам теперь ждать ответов?
— Пару минут, но многого не обещаю.
Гидеон посмотрел туда, откуда мы пришли, — на горы, превратившиеся сейчас в силуэты на фоне далекого обода Лайденской Клоаки. Около восьми тысяч человек из дивизии Бернерса стояли там укрепленным лагерем. Если прадоры в этом мире решат пойти в наступление, то нас скрутят, и быстро. Но сто тысяч окруживших нас прадоров просто окопались — и ждут. Бернерс считает, что ждут они результата бушующей в вышине звездной битвы, превращающей порой ночь в день и сотрясающей планету, когда падает какой–нибудь гигантский обломок. К тому же проносящиеся мимо ударные корабли Государства совсем рядом, чтобы помочь нам — сбросить, к примеру, начиненные шрапнелью снаряды и разметать и без того рассредоточенные силы прадоров. Еще Бернерс заявляет, что, кто бы ни выиграл бой за контроль над ближним космосом, он завладеет этим миром и быстренько уничтожит противника на планете — с орбиты. Но я с ним не согласен.
Корабли Государства уже бомбили прадоров, но дивизию Бернерса, чье расположение инопланетчикам определенно было известно, в отместку никто не тронул. Я подозревал тут сложную стратегическую игру. Возможно, прадоры оставляют нас в живых в надежде на то, что Государство сделает спасательный бросок и это лишит ИИ тактического преимущества. Странный, конечно, план, когда сражаешься с ИИ Государства, но другого объяснения я не находил. И теперь ждал подтверждения от первенца — или, по крайней мере, какой–то иной версии.
— Неправильно это, — буркнул Гидеон.
Я повернулся к нему, думая, что капитана посетили те же мысли. Но нет, он смотрел вверх, на аккреционный диск.
— Что неправильно?
— Знаешь, — продолжил он, будто и не услышав, — в другой жизни я был астрофизиком.
— Что? — теперь смутился я.
Он показал на диск:
— Эту штуку определяли как черную дыру Керра
[2] из–за массивного центрального тела, вращательного момента и других вроде бы характерных показателей, но это неверно. — Гидеон опустил руку и посмотрел на меня. — Ее электрический заряд слишком велик — просто невероятен для естественного образования.
— Невероятен, но, очевидно, не невозможен.
На моем лицевом щитке мигнул значок, сигнализируя подключение допросного имплантата: маленький стилизованный крабик с растущей из жвал выноской–облачком. У нас тут имелись вопросы поважнее неправдоподобия теоретической физики. По–моему, чтобы оценить чудеса Вселенной, в первую очередь необходимо остаться в живых.
— Есть контакт, — сказал я. И тут же: — Твое имя?
— Флуст, — ответил прадор.
Конечно, существо не заговорило со мной напрямую. Я опутал его мозг сетью наноскопических усиков, почти таких же, что задействованы при стандартном форсировании — улучшении человеческого мозга. Такие устройства сметают барьеры между плотским мозговым веществом и компьютером, но в данном случае наличествовал добавочный элемент, отсутствующий в обычных «форсах». Вся информация загонялась в программу–переводчик. А главное то, что Флуст просто не мог отказаться говорить. Впрочем, прадор способен давать абсолютно правдивые, однако вводящие в заблуждение, расплывчатые ответы.
— Почему вы не нападаете на человеческий гарнизон в этом мире? — спросил я.
— Потому что Отец приказал нам не делать этого.
— Почему ваш отец приказал не нападать на нас?
— Потому что вы были бы уничтожены.
— Почему ваш отец не хочет, чтобы нас уничтожили?
— Потому что он приказал не уничтожать вас.
Я понял, что этого первенца обучили, как именно отвечать в случае, если его захватят в плен и станут допрашивать таким манером. Что ж, придется потрудиться.
