— Мои губы достаточно эластичны, чтобы имитировать речь, но они не могут плотно сжаться.
— Ага, у тебя потечет изо рта. Кич размеренно кивнул.
— Тогда как ты говоришь? — Джанер не в силах был сдержать свое любопытство.
Рейф постучал по закрывавшему половину лица шлему.
— Звук генерируется здесь. Благодаря тому, что мои губы могут шевелиться, создается полная иллюзия.
Джанер кивнул и сделал из кружки более осторожный глоток. Он заметил, что бармен не сделал ни одного хода на доске с момента начала их разговора. Понятно, не хотел пропустить ни слова из столь увлекательной беседы!
— А как насчет вкуса?
— Приемник вкуса, установленный в нёбо, передает информацию на миметический компьютер стимулятора и на то, что осталось от моего органического мозга.
— Но ты не становишься пьяным?
— Нет, не становлюсь, и не считаю это недостатком. В большинстве ситуаций считаю благоразумным сохранять ясный ум.
Кич делился этой информацией совершенно беспристрастно. Джанер между тем разглядывал рейфа, обдумывая услышанное. Его собеседник был до некоторой степени живым, потому что у него функционировала часть органического мозга. Другую его часть составляли записи прежних мыслей: она использовалась как программа для стимулятора. Таким образом, Кич был трупом, способным передвигаться, благодаря управляемым ИР киберсистемам.
— Почему ты не выбрал имплантацию на шасси голема? — спросил Джанер.
— Это — мое тело, — сказал Кич и сделал очередной глоток, как будто счел ответ достаточным.
Джанер наблюдал за ним, а разум Улья воспользовался моментом, чтобы вмешаться:
— Приверженцы культа Анубиса считают физическую жизнь священной, а единственной истинной жизнью — жизнь тела. Возможно, Кич тоже так считает, хотя я в этом сомневаюсь.
Джанер не успел попросить разум прокомментировать последнее замечание, потому что в бар, как сбившийся с пути бульдозер, ворвался капитан Рон.
— Попутного всем ветра!
Подойдя к стойке, он осушил свою кружку одним глотком, затем стукнул ею по стойке так сильно, что подпрыгнули доски. Бармен подождал, пока осядет пыль, и наполнил кружку снова. Джанер заметил, что ее поверхность блестела, как металлокерамика после поверхностной закалки. Очевидно, обычный оловянный сплав не мог выдержать подобного обращения.
— То, что нужно, — сказал капитан.
Джанер посмотрел на Рона с уважением к выносливости его кишечника и сделал маленький глоток из собственной кружки.
— Я хотел бы поблагодарить вас за то, что вы вмешались в драку, — сказал он и часто заморгал от выступивших на глаза слез.
— Не люблю жуликов.
Джанер кивнул на Кича.
— Как и он.
Рон взглянул на рейфа и кивнул с выражением легкого удивления на лице. Кич, как понимал Джанер, вызывал удивление у всех граждан Правительства, тем более — у обитателей находившегося за границами Правительства мира.
На этот раз Рон выпил только полкружки, и Джанер бросил на стойку десятишиллинговую банкноту.
— Поменьше нет? — спросил бармен.
— Продолжай наливать, — сказал Джанер. Он уже чувствовал опьянение, но упрямо придвинул кружку к бармену. — Кстати, налей всем за мой счет.
— Ты просил напомнить, если снова начнешь, — прошептал разум Улья.
— Заткнись, — сказал Джанер, и капитан удивленно посмотрел на него. — Извини, я не тебе. — Он указал на шершней в футляре. — Это я им.
— Шершни… — Рон покачал головой. — Насекомым приходится здесь несладко.
— Почему?
— Нити закупоривают их дыхательные отверстия. Кто-то рассмеялся, Джанер оглянулся и увидел, что все посетители «Живца» выстроились в очередь, а бармен наливает им выпить. Он еще отпил из своей кружки и почти подсознательно заметил, что Кич отошел в сторону и сел за один из столиков. Рейф выглядел уязвимым в подобной компании, но Джанер уже знал, насколько обманчивой была его внешность.
— А твои дыхательные отверстия совсем не закупорены, старый бродяга.
Джанер обернулся и увидел стоявшую за спиной Эрлин.
— Эрлин! — взревел Рон. Он протянул руки и поднял женщину вверх, но очень осторожно. Джанер заметил, что хупер не прилагает ни малейшего усилия, словно имеет дело с фигуркой оригами.
— Осторожнее, Рон! — выдохнула Эрлин. — Я — хупер, но мне всего девяносто лет.
— Ты хочешь разыскать Амбела? — спросил Рон, все еще держа ее над землей. Через мгновение он понял, что делает, и осторожно опустил ее.
— Да, хочу, мы не закончили одно дело. Ты знаешь, где он сейчас?
— Слышал, что он в Саргассах.
— А кто туда направляется? Рон улыбнулся.
— В этом сезоне там отлично ловится турбул. Остальная часть вечера прошла для Джанера, словно в тумане. Он помнил, как Кич вступил в разговор о Джее Хупе — пирате и основателе Спаттерджей, а потом почему-то оказался под столом. Остались смутные воспоминания о том, что Рон забросил его на плечо, затем они долго шли куда-то в темноте, потом он блевал в маслянистое море, перевесившись через леер. Потом наступила темнота.
3
В изумрудных глубинах моря медленно полз по поросшему морским тростником и кишевшему приллами каменистому дну моллюск-лягушка, искалеченный забравшейся под панцирь и поедавшей его плоть пиявкой. Он уже утратил инстинкт самосохранения, а так как этот инстинкт был совершенно необходим для существования в беспощадном море, жить ему оставалось недолго. Он подполз к группе, как ему показалось, собратьев и выдвинул стебельчатые глаза. Только увидев узоры на раковинах и почувствовав вибрацию дна, он осознал свою роковую ошибку — его окружали моллюски-молоты. В панике он выпустил ноги и попытался отпрыгнуть, но ущерб, нанесенный пиявкой, был настолько велик, что моллюск только перевернулся на спину. Моллюски-молоты приблизились к неожиданному щедрому подарку и выдвинули похожие на кирки ноги, чтобы раздробить панцирь жертвы. Скоро вода помутнела от кишечного сока, кусочков плоти, перламутровых осколков раковины, в ней, как выброшенная спичка, кружился стебельчатый глаз, который скоро проглотил проплывавший мимо турбул.
Кич расплатился за номер в отеле и в сопровождении чемодана на воздушной подушке покинул Купол, чтобы отправиться в город хуперов. Впереди он увидел Эрлин, тоже со своим чемоданом, поверх которого лежал багаж Джанера. Он не стал догонять ее, вместо этого свернул на боковую дорогу, которая вела из города в лес. Ветви располагавшихся по обеим сторонам дороги грушевидных деревьев дрожали от копошащихся в них пиявок; из луж на огромных, как простыня, росших прямо из земли листьях доносились крики лягушек-кротов. Заросли гнилофаллосов возвестили о своем присутствии задолго до того, как их можно было увидеть, и Кич был вынужден отключить аносмический рецептор в носу. Громко кричала привлеченная ярко-красными листьями вонючих растений пара лунг — птиц, похожих на летающие мешки. Тела их были покрыты редкими маслянистыми перьями, сквозь которые просвечивала синеватая, выглядевшая воспаленной кожа.