– Э-э, ерунда! – смеется Жвания. – Для умного человека с умной женой всегда найдется работа!
– При чем тут моя жена?
– Вика тебе не говорила?
– Нет.
– Плохо! Жена всегда должна говорить мужу о своих делах. В отличие от мужа – понимаешь?
Пока я разговариваю с Жванией, Вика сидит напротив меня на диване и читает любовный роман. Закончив разговор, я смотрю на нее. Смотрю в глаза.
– Что это значит? Какие дела у тебя с этим грузином? Тебе не хватило общения с его сыном?
Каштановые глаза делаются ледяными. Или стальными.
– Это не твои дела, папик, – говорит она. – Это наши дела.
– Может, все-таки объяснишь мне?
– Не объясню! И ты все равно ничего не поймешь.
Приплыли, поручик!..
Мы с Тамарой пришли оформлять Марусю на мое имя. Как назло, в кабинете сидит та же работница загса.
– Передумали? – спрашивает она. – Снова хотите оформить брак? Так часто бывает. Разводятся, а через месяц женятся.
Объясняю, в чем дело.
– Надо же! – говорит. – Просто роман какой-то!
– Еще какой! – соглашаюсь я. – А вы любите любовные романы?
– Люблю, – говорит, – но такие, которые со счастливым концом.
– Они все со счастливым концом, – говорю я. – Иначе не бывает.
В начале октября едем забирать Вику из родильного отделения. Лев Львович – за границей по делам. Даша прилетела из С., но в самолете успела подхватить какой-то вирус, и Вика запретила ей даже приближаться к новорожденной, пока не выздоровеет. За рулем «мерседеса» Варшавского – Георгий Константинович Жуков.
– Скажите, маршал, как ваших родителей угораздило назвать вас Георгием? Нет, я понимаю, звучит гордо. Но вас такая комбинация не смущает?
– Отца идея, царство ему небесное! – ворчит охранник. – Наверное, думал, что буду маршалом.
– А кем был ваш родитель?
– Истопником в кочегарке.
По заданию Вики я везу два больших пакета с любовными романами. Они нами уже прочитаны, и Вика хочет одарить ими медсестер и нянечек. Заглянув в пакеты, Георгий Константинович неожиданно тоже проявляет к ним интерес.
– Можно взять парочку? – смущенно говорит он.
– Берите, маршал!
Стою в выписном холле с букетом алых роз в одной руке и пакетами любовного чтива – в другой. Чувствую себя дураком.
– Что это у вас в пакетах? – спрашивает вышедшая ко мне старшая медсестра.
– Книги, – растерянно говорю я. – Жена просила принести для персонала.
Медсестра заглядывает в один пакет и тут же отбирает у меня оба.
– Сама раздам! – говорит она и торопливо удаляется.
– Эй! – кричу я. – Здесь роддом или библиотека? Где моя дочь?
– Не беспокойтесь, мужчина! – отвечает медсестра. – Сейчас ваша дочь с вашей внучкой выйдет. А папа где?
– В Караганде.
– Мог бы и приехать!
Открывается дверь, и ко мне выходит нарядная Вика. Рядом с ней идет незнакомая медсестра с белым свертком в руках, перевязанным розовым бантом. Вика чмокает меня в щеку и указывает глазами на медсестру.
– Конверт! – шепчет она.
Ох, черт, совсем забыл!
Достаю из кармана конверт с пятью тысячами и протягиваю медсестре. Та передает мне сверток и заглядывает в конверт.
– Надо же! – удивленно говорит она. – За девочек обычно меньше дают. Спасибочки!
Вика хохочет и отбирает у меня букет роз. Осторожно заглядываю в лицо Маруси. Маруся! Я же просил Вику не называть дочь Марусей! Но разве она когда-нибудь кого-нибудь слушала?
Маруся спит. Идем к машине. Маршал Жуков стоит навытяжку и держит открытой заднюю дверь.
– На кого она похожа? – задаю в машине неизбежный глупый вопрос, который задают, кажется, все папаши.
– Вылитая ты! – говорит Вика. – Неужели не видишь?
– Почему не вижу? Вижу.
И тут Маруся открывает глазки и смотрит на меня очень внимательно. Весьма странно, потому что у новорожденных не бывает такого прозрачного и разумного взгляда.
– О чем она сейчас думает? – спрашиваю я Вику.
– Она думает о том, какой интересный мужчина на нее смотрит. Вот вырасту, думает она, и сяду ему на шею. Буду им помыкать, он будет исполнять мои капризы, покупать мне самые дорогие тряпки и украшения, а моя мама начнет ревновать его ко мне.
– Правильно, – говорю. – Ведь мама станет старой и некрасивой. Зачем она будет мне нужна, когда рядом со мной такая красивая и молодая? Да, Маруся?
– Напугал, – говорит Вика. – У кого-то к этому времени уже песок с головы будет сыпаться.
Но в квартире Вика перестает на меня сердиться.
– Не знала, что у нашего папика есть художественный вкус, – говорит она, осмотрев кроватку, которую я купил и приготовил для Маруси, украсив бантами и погремушками.
– Послушай, Вика! – возмущаюсь я. – Ты можешь хотя бы теперь не называть меня папиком?
– Почему нет? – удивляется Вика. – Как раз теперь ты и стал настоящим папиком.
Почему я ее не убил?
Вика стоит над кроваткой, где спит Маруся, слегка покачивает ее и пристально смотрит в лицо нашей дочери. Сижу в кресле и потягиваю белое вино из бокала.
– Выслушай меня, Кеша, – вдруг произносит Вика каким-то странным голосом. – Я должна признаться. Не знаю, как ты это выдержишь, но лучше сразу сказать тебе правду, чем лгать всю жизнь. Скажи, ты готов меня выслушать?
Стекло бокала звякает о мои зубы.
– Говори.
– Ты готов это выслушать и принять?
– Говори.
– Видишь ли, Кешенька… Мне стыдно в этом признаться, но рано или поздно мне пришлось бы это сделать.
– Да говори же, черт тебя возьми!
– Я ненавижу любовные романы.
Щупаю пульс. Двести, не меньше.
– Зачем же ты ими занимаешься?
– Бизнес, ничего личного, папик.
– И это все? – спрашиваю я.
– Ты меня простишь, Кеша?
– Ни за что, – отвечаю я. – Не знаю, что я сделаю, но я тебе: а) отомщу, б) скоро отомщу и в) страшно отомщу!
Улыбаюсь. Как идиот. Жизнь прекрасна!
Первый эпилог
– Ну и как вам мои записки? – спрашивает Иноземцев. – Понравились?
– Вы хотите услышать правду? – спрашиваю я.
– Конечно.
