– Нет, Дашенька, я все забыл.
– Ну и ладно. Я тебя прощаю.
– Спасибо, Даша! А где Вика?
– А это мы сейчас выясним! – зловещим шепотом произносит Даша. И вдруг кричит: – Спускайся вниз, засранка! Подслушивала нас?
Я с изумлением смотрю на Дашу… Я недооценивал эту женщину!
Со второго этажа раздается противный голосок Вики:
– Даша! Ведь я тебя просила!
Срываюсь с места и бегу на второй этаж. Вика заперлась в комнате на ключ.
– Открывай! – кричу я. – Открывай, или я выломаю дверь!
Слышу поворот ключа в замке. Выжидаю две минуты, чтобы выровнять дыхание.
Она сидит в кресле, укутавшись пледом.
– Пошел вон!
Сажусь с ней рядом на корточки, как в тот день, когда она впервые пришла ко мне и заснула на моем диване.
– Просто скажи мне, что ты еще ничего окончательно не решила.
– Решила! Этого не будет!
– Тогда, по крайней мере, выслушай меня. Ты, девочка, мстила не мне. Ты мстила своей матери за Игоря. И еще – себе за то, что он погиб. Но я через Игумнова навел справки. Игорь не покончил с собой. Игорь не мог этого сделать, потому что слишком любил тебя и Дашу. В машине просто отказали тормоза.
– Этого не будет, – повторяет Вика.
Даша с Лизой провожают меня через лес к трамвайной остановке. Даша хотела вызвать такси, но я отказался. Заказывать билет на самолет тоже отказался. Мне нужно привыкать к недорогому общественному транспорту. К простым людям.
– Может, заберешь Лизу с собой? – спрашивает Даша. – Она нас тут с Викой с ума свела! Вот уж кто тебя любит!
– Да, – говорю я. – Но это меня не утешает.
Когда подходит трамвай, Даша просит пропустить его и подождать следующего.
– Зачем?
Однако – пропускаю.
– Скажи, а у тебя есть дубликат ключей от твоей квартиры?
– Допустим, есть, – удивленно говорю я. – А что такое?
– Оставь мне свои ключи.
Смотрю Даше прямо в глаза. Это глаза Вики.
– Это то, что я сейчас подумал?
– А что ты сейчас подумал? – смеется Даша.
До Москвы добираюсь на электричках зайцем. Несколько раз меня высаживают контролеры, но почему-то мне это по кайфу. Никогда в жизни не путешествовал с таким азартом и удовольствием. Забираю у соседей запасные ключи, пытаюсь открыть дверь, но она заперта изнутри. Мое сердце подпрыгивает, а затем плавно спускается вниз, как на парашюте…
– Открывай! – кричу. – Или я сломаю дверь!
Вика сидит на диване в маминой ночнушке в своей классической позе, поджав коленки к голове и положив на них подбородок. Читает любовный роман.
– Что у нас сегодня? – спрашиваю. – Султан, горец, голубой ковбой? Нельзя ли что-нибудь новенькое?
– Роман про инцест, – говорит Вика. – Дочь мстила отцу за унижение матери и затащила его в постель.
– Я в восторге!
Жизнь прекрасна
Раньше я не понимал, до какой же степени медленно, словно улитка вверх по стволу дерева, ползла моя судьба после того, как я получил травму и потерял половину своей памяти. Хотя, возможно, в этом и заключалась магия моей прозы, которую уловил Ш. Читая мои (или Ш.) романы, читатели как бы выпадали из привычного темпа времени, и это, наверное, имело даже какой-то психотерапевтический эффект… Но с появлением в моей жизни Вики все изменилось.
Начало 2011 года было таким же сумасшедшим, как и вторая половина 2010-го. За несколько дней я приобрел дочь и потерял дочь. Я приобрел любимую женщину, и потерял, и снова приобрел. Но когда я сказал об этом Вике, она возмутилась: «Я не вещь и не собака, чтобы меня приобретать, терять и снова приобретать! Что за сексизм, папик?» Эта мерзавка продолжает называть меня папиком. Но я не бунтую. Папик так папик.
В феврале Максиму исполнилось восемнадцать лет, и мы с Тамарой пошли разводиться.
Работница загса удивленно посмотрела на круглый живот Тамары и попросила меня выйти на минутку из кабинета. Я вышел, но дверь закрыл не до конца.
– Гражданочка! Вы не хотите дождаться родов, чтобы заодно подать на алименты? Мы, женщины, такие доверчивые! Все мужики при разводе говорят одно, но потом получается совсем другое.
– Это не его ребенок, – отвечает Тамара.
– А чей же тогда? Впрочем, да, простите!
Работница вздыхает и приглашает меня в кабинет.
В начале апреля мы провожали Максима в армию.
На сборный пункт пришли я и Тамара под руку с Сергеем Петровичем. Мы с ним церемонно раскланялись, но руки ему я не подал. Вот еще! Спал с моей женой! Так сказать, по-соседски!
Максим, худой, коротко остриженный и оттого совсем не похожий на себя прежнего, выглядел трогательно и немного жалко. Мы с Тамарой не сговариваясь даже пустили слезу. Сергей Петрович хотел было сказать ему напутствие в своем духе, но Максим демонстративно отвернулся от него и подошел ко мне. Молодец, сын!
Я никаких напутствий давать не стал. Я обнял его, положил руку на его умную бритую голову и сказал:
– Прости меня, если можешь!
Максим покраснел.
– Проехали, пап! Береги Вику!
И тут примчалась сама Вика. А ведь я просил ее! Бросилась моему сыну на шею и тоже заплакала.
– Прости! Прости! – шептала она.
На нас уже неодобрительно посматривал прапорщик, новобранцы посмеивались и шушукались между собой …
– Эй, хватит! – сказал Максим. – Устроили здесь Прощеное воскресенье!
У Вики заметно круглился животик, и Максим это увидел. Потому-то я и просил Вику не приходить. Но она за моей спиной стакнулась с Тамарой и по телефону обсуждает с ней проблемы беременности. Даша, то есть моя теща, для Вики не авторитет в женских вопросах. Наверняка Тамара и сообщила адрес сборного пункта.
Я боялся реакции сына. Но Максим только широко улыбнулся.
– Кого ждем? – спросил он меня.
– Вика уверена, что будет девочка, – смущенно сказал я.
– Девочка, девочка! – уверенно подтвердила Вика.
– Клево! – воскликнул Максим. – Значит, когда я вернусь из армии, у меня будет сразу две сводные сестры? Ну вы, предки, блин, даете!
И ушел в строй.
В середине апреля Тамара родила дочь и назвала ее Марусей. Мария Сергеевна родилась чуть раньше положенного срока, но здоровенькой. Однако через две недели выяснилось, что никакая она не Сергеевна.
Звонок от Тамары раздался глубокой ночью, когда мы с Викой спали. Я взял телефон, тихонько вышел на кухню и включил связь, уже предчувствуя недоброе.
