Лизу я забираю с собой.
Это моя собака. Моя!
Сижу в кресле и вижу со стороны свое лицо. За полгода оно постарело на двадцать лет. Но не Вика главная тому причина. Главная причина – моя память. Она просыпается… Она почти полностью проснулась… И я старею вместе с ней.
Ночное шоссе
Звоню Игумнову.
Его голос включается сразу, будто Слава ждал моего звонка.
– С Новым годом, старичок! – орет он. – Рад тебя слышать! Веришь не веришь – только что сам хотел тебе позвонить! Веришь?
– Верю, – говорю. – Дай мне телефон Варшавского.
– Ну ты мудилка картонный! – обижается он. – А с Новым годом поздравить?
– С Новым годом, – говорю я, – и с новым счастьем.
– Эхе-хе! – вздыхает Слава. – Какое у нас, старых гамадрил, может быть новое счастье? Разве что новые девочки! Как там в песне поется? «Ты – любовь моя последняя…» Молчу! Инга сейчас меня убьет!
– Что-то ты больно веселый, – говорю я. – Успел нарезаться?
– А как же! – опять кричит он. – А ты почему такой трезвый?
– Дай мне телефон Варшавского.
– Не могу.
– Почему?
– Лев Львович строго-настрого запретил мне давать его номер посторонним лицам без его личного позволения.
– Я не постороннее лицо, – говорю. – Ты не представляешь, до какой степени мы с ним родные люди.
– Не волнует, – отвечает Слава. – А зачем он тебе?
– С Новым годом поздравить. И – с новым счастьем.
– Врешь, – говорит он. – Но если тебе срочно… Могу сам позвонить Варшавскому и передать твою просьбу.
– Звони!
Через минуту Игумнов снова на связи.
– «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Думаю, наш Пингвиныч греет тело жирное в песочке на Канарских островах. И все-таки – зачем он тебе?
Врать бесполезно. Нет смысла.
– Хочу выяснить: Вика у него?
– Вы что, с ней поругались? Она сбежала к дяде?
– Откуда ты знаешь, что Вика – его племянница?
– Вот еще новость! – фыркает Игумнов. – Об этом большом-большом секрете знает вся его редакция. А о том, что знает его редакция, знает мой Верунчик. (Инга, не мешай разговаривать, потом подеремся!) А ты разве этого не знал?
– Ты мне не говорил.
– Вот что, Иноземцев, – трезвым голосом говорит Слава. – Со своими отношениями с Викусей и ее дядюшкой ты, пожалуйста, разбирайся сам, без меня. У меня с Варшавским деловые отношения. Кстати, что у вас произошло с Викой?
Сказать ему? Нет – рано.
– Я тебя услышал, – говорю. – Зачем ты собирался мне звонить?
– Очень серьезная тема, Кеша! И это не телефонный разговор.
– Не сегодня, – говорю.
Черт возьми, они все водили меня за нос! И я был прав, они смеялись надо мной! Все, кроме Вики… Вика меня ненавидела. Ничего себе характер у моей дочери! Полгода носить за пазухой ядовитую змею и объясняться мне в любви!
Но Вика добилась своего. Моей спокойной жизни пришел конец. И мне плохо. Мне страшно!
Вызываю такси. Ждать приходится долго, первое января – многие разъезжают по гостям. Спускаюсь вниз, открываю переднюю дверцу и с удивлением вижу того же улыбчивого деревенского парня, что несколько дней назад возил меня к дому Варшавского.
– О! – радостно говорит он. – Как не расставались! С Новым годом!
– И тебя с новым счастьем, – говорю я. – Поехали!
– Адрес такой же? – смеется он. – Барвиха на Мякининском шоссе?
– Точно.
– Опять жена сбежала? А я своей шубу новую купил. Теперь от меня не сбежит.
– Сбежит, – говорю. – Не болтай, трогай!
Парень делает серьезное лицо.
– Надеюсь, тариф тот же?
– Слюни подбери! Пять тысяч за глаза хватит. Туда и обратно. Может, еще придется подождать.
– Поехали, – погрустнев, соглашается он.
На проселочной дороге, где находится усадьба Варшавского, совсем не новогодняя тишина. И темнота. Понятное дело: богатые люди, которые успели построить здесь особняки, улетели на теплые моря, а тем, кто живет здесь давно, в деревянных домишках, громко праздновать не на что. Скоро их всех вытеснят отсюда варшавские, понастроят тут вилл в ампирном стиле и закроют въезд для посторонних вроде меня. Закон джунглей…
Нажимаю на кнопку звонка. Дверь в заборе открывает бритоголовый шофер-охранник.
Впервые внимательно рассматриваю его лицо и фигуру. Пожилой, но крепкий мужик. Из простых, но с чувством собственного достоинства. Такие не лебезят перед боссами и не кидают понтов перед теми, кто от их хозяев зависит. Заметно, что этой ночью крепко выпил, но держится твердо. Молодец!
– А, привет! – равнодушно-похмельным голосом приветствует он меня. – Опять заблудились, командир?
– С Новым годом, маршал Жуков.
Жуков бросает на меня злой взгляд, подходит к машине и разглядывает лицо таксиста.
– И ты здесь, приятель? – нисколько не удивляясь, говорит он. – Что-то вы к нам зачастили. Хоть милицию вызывай.
– Не надо милицию, – говорю я. – Хозяин дома?
– Нет его… Сегодня улетели на Кипр. По делам.
– А племянница его, Вика, здесь?
– Вдвоем улетели, – откровенничает он.
– А ее мать? Даша… Дарья… Забыл ее отчество…
– Дарьи Семеновны тоже нет. Утром улетела в С.
– Что, никого дома нет?
– Почему никого? Супруга Льва Львовича здесь. Еще собачка, которую Вика с собой привезла.
Из дома раздается громкий лай. Даже отсюда слышу, как Лиза отчаянно скребется в стеклянную дверь.
– Похоже, знакомая тебе собачка, – задумчиво произносит Жуков. – Ты вообще кем им приходишься?
– Дальний родственник, – говорю. – Отлучили меня от семьи за плохое поведение. В дом не пригласишь?
– Ты не наглей, – отвечает маршал. – Если хозяин тебя сам в первый раз не пригласил, с какого хера я буду тебя приглашать? Наше дело солдатское. Опять же супруга Льва Львовича болеют. Ты вот собачку забери. Беспокойная… Все время куда-то рвется… Не к тебе? Забирай! У меня голова от нее раскалывается.
– Извини, маршал, – говорю я. – Не до собачки мне теперь. Пусть она пока с вами поживет. Ты гуляй с ней почаще и косточки ей купи, но не куриные. Куриные собачкам вредно.
– Понял, – грустно говорит он. – Спасибо за науку! Выпить не хочешь? Если честно, мне самому очень хочется. Но в одиночку я не пью. После шестидесяти одному пить не стоит. Тебе тоже не советую!
