– Ты все правильно делала. Дай мне воды!
– Ой! – вскрикивает она. – Я про воду совсем забыла!
Спрыгивает с нар, хватает котелок, выбегает из избушки.
– Куда ты босиком? – пытаюсь крикнуть я, но только шевелю губами. – Там же камни.
Ее звали Даша.
Мы были как Адам и Ева. Она была моей первой женщиной, я ее первым мужчиной.
Будь проклят, папик!
Ну что, папик… доброе утро! Или добрый день! Или добрый вечер… Не знаю, когда ты проснешься. Прости, лучший на земле мужчина, вчера (то есть уже сегодня) я подсыпала в твой бокал лошадиную дозу снотворного.
Господи, как болит голова! Смотрю на часы. Уже восемь вечера. За окном темно. В квартире никого нет. Вика не только ушла сама, но и забрала с собой Лизу. Сначала я решил, что Вика решила дать мне выспаться и отправилась гулять с собакой. «Как это мило с ее стороны!» – подумал я и вдруг заметил, что шкаф-купе открыт, а полки, на которых лежали вещи Вики, пусты.
На журнальном столике увидел открытый ноутбук. Рядом с ним лежала записка: «Читай!»
С Новым годом, папик! И с новым счастьем! Знаешь, что произошло этой ночью? Ты не просто переспал с влюбленной в тебя девочкой – ты переспал с собственной дочерью. Не слабо, да? Поверь, мне незачем врать о таких вещах – я твоя родная дочь. Я добивалась этого полгода. Полгода! Но ты был непробиваем. Полгода я мечтала о минутах, когда ты будешь читать мое письмо и чувствовать, как твой мир наполняется страхом и отвращением. Ты можешь спросить, зачем мне это было надо. И я даже отвечу тебе. Потому что я тебя ненавижу! Сейчас мне так же омерзительно на душе, как тебе. Хотя нет… Тебе должно быть гаже. Я объясню почему.
Господи! Что опять задумала эта девчонка?
Хотя какая уж теперь девчонка?
Почему я ее не убил?
Я знаю, ты опять решишь, что я что-то выдумываю, помешалась на этих любовных романах и пытаюсь написать свой. Возможно, это так. А если не так? Если это все чистая правда? Каково тебе с ней теперь жить, а, Иноземцев?
Что есть правда? За полгода я не слышал от тебя ни слова правды! Ты только лгала, лгала и лгала, Вика!
Я много тебе лгала, это правда, но сейчас тебе придется мне поверить. Ты помнишь декабрь 1991 года? Когда ты выгнал на мороз беременную Дашу? Как собаку…
Что она несет, дура? Как я мог выгнать на мороз беременную женщину? Какую Дашу? Ах да, Дашу…
Или ты забыл об этом? Почему-то я уверена, что забыл. Ты никогда не думал ни о ком, кроме себя. Ты живешь так, словно вокруг нет живых людей, которые умеют чувствовать, которым может быть больно от твоих поступков! Ты ничего не помнишь, кроме своих бредовых романов! Теперь остаток своей поганой жизни ты проживешь с памятью о той минуте, когда держал свой член во рту родной дочери. С памятью о том, как ты сопел и пыхтел на ней, козел! Какое у тебя было страдальческое выражение лица, когда ты кончал. Но если ты и это постараешься забыть – я тебе напомню! Ты не обратил внимания, что на тумбочке я оставила свой телефон в режиме видеозаписи? Видео своего «триумфа» ты найдешь на рабочем столе. Конечно, ты можешь стереть этот файл, но я обещаю, что буду присылать его тебе на каждый свой день рождения.
Включаю ролик и тут же выключаю. Это и правда омерзительно! Если бы мужчины видели себя со стороны… Во время этого. Это даже хуже, чем в зоопарке.
И все-таки – ты помнишь про Дашу или нет? Будь ты проклят, если ты действительно об этом забыл! Будь проклят мной и Дашей, которая все двадцать лет любила тебя, даже после того, как ты так подло с ней поступил. Я узнала об этом в семнадцать лет. Представь – только в семнадцать лет девочка узнает, что ее отец вовсе не тот, кого она с рождения называла «папа». Да, Иноземцев, Игорь не мой отец, потому что мой отец – ты! Но я не солгала тебе. Я влюбилась в тебя совсем еще ребенком, глядя на твою фотографию. Эта фотография висела в рамочке над Дашиным рабочим столом… Игорь все знал. Понимаешь, он знал, что я не его дочь, что Даша всегда любила одного тебя. Он все прощал Даше, так он ее любил! Господи, почему мы любим не тех, кто любит нас? С семнадцати лет я презираю Дашу и ненавижу женщин! Но больше я ненавижу тебя! Как ты мог спокойно жить после того, что сделал? Как ты мог жениться на Тамаре, родить Максима? И как ты мог писать свои (абсолютно бездарные!) романы, над которыми Даша буквально рыдала, прячась от меня и Игоря? Как ты вообще мог что-то сочинять после того, как разрушил жизнь двух прекрасных людей, Даши и Игоря, а потом и мою жизнь? Будь ты проклят!
Если Вика и это придумала… Если она и сейчас мне нагло лжет… Клянусь, я найду и убью ее! Я устрою ей счастливый конец любовного романа – по всем законам жанра!
Интересно, о чем ты сейчас думаешь, папочка? Хочешь, я угадаю? Ты горько жалеешь о том, что впустил меня в свою жизнь. В свою спокойную, безветренную и защищенную от всех неинтересных тебе проблем жизнь. Когда мы с Дашей были на твоем выступлении в Доме журналиста и ты то ли не узнал Дашу, то ли сделал вид, что не узнал (оба варианта один хуже другого), и потом, когда ты рассуждал о литературе в книжном магазине, я смотрела на тебя и думала: «Какой счастливый человек! Как замечательно он устроился в этой жизни, превратив в руины жизнь других людей, которые ведь тоже имели право на счастье!» И когда ты читал мне, своей дочери, нотации, я думала: ну как же сделать тебе больно? Очень больно! Так больно, чтобы ты взвыл и, может быть, даже захотел меня убить… И я придумала…
Что ты придумала? Что ты – моя дочь? Или ты действительно моя дочь и придумала для меня такую месть? Да, ту девушку звали Даша. И кажется, она была чем-то похожа на тебя. Но то, что случилось в горах, было не в девяносто первом году, а раньше. В девяносто первом я уже учился в Литературном институте и никакой Даши там не было. А если была, то каким образом я мог выгнать ее беременную на мороз? Что за дикая фантазия! Впрочем, в Викином духе.
Да, это была моя фантазия! Сначала я просто хотела сообщить тебе, что я – твоя дочь. Напомнить о моем и Дашином существовании. И еще сказать, что в смерти Игоря виноваты мы с тобой – оба! Когда Даша рассказала мне о том, как ты выгнал ее на мороз, во мне поднялась такая ярость! Не только к тебе! Я наговорила гадостей Даше, а потом – Игорю. Я сказала Даше, что она тряпка. Подстилка, которая может ложиться под одного мужика, а при этом мечтать о другом. А Игорю – что он не мужик, если способен боготворить такую женщину, как Даша. Зная, что не он отец ее ребенка. Что она живет с ним, но не любит его.
На следующий день он погиб. Разбился насмерть в автокатастрофе. Он был опытный водитель со стажем, он бы так не сглупил – это было самоубийство. Вернее, убийство. Ты и я убили его. Но за что? За то, что он был добрый человек, в отличие от тебя, спас любимую женщину и вырастил чужого ребенка?
Будь мы оба прокляты!
Только не вздумай меня искать! И не вздумай разыскивать Дашу! Не добавляй новой боли в нашу жизнь! Надеюсь, что ты хотя бы на это способен, папаша…
