Я работаю саперной лопаткой, парень – котелком, который, опять же на счастье, оказался в его рюкзаке. Мне приходится копать осторожно, чтобы не нанести кому-нибудь рану, а парень орудует котелком, как стремительный экскаватор. Все трое живы и по очереди включаются в работу. Пятого мы не находим. Только обрывок веревки.
Пятого нет. Он – исчез. Испарился. Или его утрамбовало так глубоко, что нам до него не добраться. Когда начинает смеркаться, я понимаю, что дальнейшие поиски бессмысленны. Надо спасать от переохлаждения тех, кто остался в живых. Мы спускаемся в долину уже в темноте в гробовом молчании. Я понимаю, что, скорее всего, сяду в тюрьму. Еще вспоминаю родителей этого парнишки, который шел в связке последним. Они провожали его на вокзале. Он был единственным из группы, кого провожали родители. Его мать подошла ко мне и спросила, не опасен ли этот поход. «Ну что вы! – ответил я. – Это всего лишь “единичка”. Первая категория сложности, самая легкая. Не волнуйтесь, мамаша, все с вашим сыном будет в порядке…»
Пятый сидит на рюкзаке перед входом в пастушью избушку, неподвижный, как статуя. Он в шоке и даже уже не дрожит, настолько замерз. Но, главное, он живой! Мертвые на рюкзаках не сидят.
Я готов его обнимать и целовать от радости, а вот другие участники группы думают иначе. Парень просто сбежал. Когда веревка обрезалась об камень или кусок льда, он сумел выбраться на поверхность самостоятельно. И – сбежал от страха. Но я этому рад, а парни хотят его бить.
– Стоять! – ору я. – Живо все в балаган!
Неохотно они все же выполняют приказ, а я достаю из рюкзака НЗ
[12] – банку со сгущенным молоком. Мне немного стыдно перед ребятами, но я делаю это, как Винни Пух. Ножом протыкаю две дырки и высасываю все содержимое разом. Банка сгущенки – энергетическая бомба. А мне сейчас очень нужна сила.
Пока ребята сидят на нарах, тупо глядя перед собой, развожу огонь в буржуйке. В печке уже лежат сухие дрова и хворост для розжига. Запас дров сложен рядом. Конечно, это не дрова, а ветки можжевельника и других кустарников. Но буржуйка на то и буржуйка, что раскаляется почти мгновенно, нагревая небольшое помещение. Становится жарко, как в сауне.
– Группа моя, слушай меня! Встали! Мальчики отворачиваются от девочек, и все быстро раздеваются до трусов!
Мальчики ухмыляются, им это даже по кайфу. Через три минуты они стоят в одних семейных трусах, отвернувшись к стене. Девочки стесняются:
– Вы тоже отвернитесь!
– Ага, щас! – говорю я, доставая из рюкзака литровую фляжку со спиртом. – Может, мне вообще выйти?
– А лифчики можно не снимать?
– Нельзя!
Растираю всех пятерых спиртом сзади и спереди, как заправский массажист. Первыми растираю девочек. Они попискивают и закрывают груди ладонями.
– На хрена мне ваши сиськи, – говорю я. – Можно подумать, я этого добра никогда не видел.
Парни ржут. Один пытается оглянуться, и я даю ему коленом под зад.
Запах спирта наполняет тесную избушку, и, пока я растираю парней, девчонки, похоже, пьянеют и тоже начинают хихикать.
– Отставить смехуёчки! – говорю я. – Достать сухие свитера и переодеться!
– У меня нет сухого свитера, – говорит та, что меньше ростом, а вся спина в родинках. – Только тот, что был на мне…
– Ну, ептыть! – ворчу я, хотя это мой прокол: не проверил ее снаряжение. – Ты в горы на прогулку собралась?
Достаю из рюкзака свой свитер и швыряю ей. На секунду она отрывает ладони от груди, и я замечаю, что соски у нее совсем черные и торчат в разные стороны.
– Он же мне велик… – неуверенно говорит она.
– Да что ты! Разве? Может, мне тебе его ушить?
Надевает свитер.
– Группа моя, слушай меня! Достаем из рюкзаков общие спальники и ложимся в них на нары! Девочки – отдельно, мальчики – отдельно! Не перепутать тела!
Общие спальники – изобретение советской эпохи. Удивительное изобретение. Сейчас в специальных магазинах или по интернету можно купить любой спортивный инвентарь, в том числе и туристский. Прочный, удобный, легкий. А в то время одиночные спальники были ватными, занимали полрюкзака и весили не меньше пяти килограммов. Поэтому спортивные туристы сами шили общие спальники, набивая птичьим пухом. Не помню, откуда мы доставали пух, не сами же птичек ощипывали?
Общий спальник – отдельная песня. В них не было разделения на М и Ж. Напротив, считалось правильным, чтобы девочки, а они в группах обычно составляли меньшинство, ложились спать между мальчиками. И это было разумно. Девочкам не поддувало с боков, они не тыкались носом в ледяные стенки палатки. С другой стороны, сами оказывались чем-то вроде печек.
Возникали ли при этом… хм-м… посторонние мысли? Конечно, и не только мысли. Но до греха дело не доходило. Во всяком случае, в своих походах я такого не помню. Зато отлично помню туристские свадьбы. В лесу, у костра, с шипучим вином «Салют», которое стоило в два раза дешевле «Советского шампанского». С пением под гитару Окуджавы. «Мне надо на кого-нибудь молиться. Подумайте, простому муравью вдруг захотелось в ноженьки валиться, поверить в очарованность свою!..» С возрастом я понял, почему в туризм идут, как правило, некрасивые девчонки.
Когда дети укладываются в спальники, я исполняю роль Айболита. Достаю из походной аптечки аспирин, развожу в кружке спирт напополам с водой и заставляю всех проглотить по таблетке, запивая самопальной водкой. Меня этому не учили, я действую интуитивно. Но наутро никто из группы не чихает, не кашляет и не сопливит.
Я сижу у печки, подкладываю в нее ветки и допиваю спирт прямо из горлышка, не разбавляя водой. Но я не чувствую его крепости, спирт сам пьется как вода. Кто-то похрапывает, а кто-то стонет во сне. Что им снится? Я вспоминаю, что сам не переоделся в сухое. От ветровки и свитера идет густой пар. Вдруг я резко встаю и выхожу из балагана. Небо такое звездное, что дух захватывает! В горах звезды и ярче, и крупнее, чем внизу. Их значительно больше. На небе нет живого места от звезд, никаких созвездий нельзя различить. Звезды играют, подмигивают мне, а вот черные очертания гор суровы и равнодушны. Нет в этом мире ничего равнодушнее гор.
Смотрю на перевал. Вернее, на то место, где он должен находиться. Я видел его во сне, но он обманул меня. Очень жестоко. И я ему этого не прощу. Проглотив остатки спирта, принимаю решение, которое могло стоить мне жизни. Если бы не она…
Унижение
Утром, гуляя с Лизой в парке, пытаюсь осмыслить, что было вчера. Кретин! Как я мог быть таким доверчивым? Как я мог не видеть того, что было так очевидно? Ни один серьезный редактор не возьмет на такую ответственную работу девчонку без опыта и диплома. Ни один начальник не будет говорить о своей подчиненной, что у нее запредельное IQ. Если только не спит с ней.
