Думаю, пока я ехал к Тамаре, он успел вынести Максиму все мозги. Типа так: «Как с девочками? Пользуешься презервативами? Не стесняйся покупать. Это ложный стыд».
Сергей Петрович часто бывает у нас. Во всяком случае, бывал раньше. Но приходил он главным образом не ко мне, а к Тамаре – советоваться, как ему вести себя с Люлюнчиком. Люлюнчик – его жена. Она умерла год назад, в тот самый день, когда я переезжал из Мневников в центр, тихо и мирно обсудив переезд с Тамарой и объяснив ей, что так поступить советует мой врач. Хотя не думаю, что она мне поверила. Наверное, сейчас Сергей Петрович пришел не вовремя, а Тамаре неловко было не оказать гостеприимства. Хотя что она теперь может ему советовать? Как жить без Люлюнчика?
Жена Сергея Петровича несколько лет находилась на гемодиализе, у нее не работали почки. Два раза в неделю Петрович отвозил ее на своей убитой, но еще боевой «шихе» в гемодиализный центр и сидел в палате всю процедуру. Тамара восхищалась его героизмом и несколько раз ставила мне его в пример. Наконец я не выдержал: «Как жаль, что у тебя здоровые почки! Не имею возможности доказать тебе свою преданность». Жена обиделась.
Но какого черта он в моих тапочках?
Тамара с довольным видом приносит пирог с капустой и разливает чай на четверых. Она изменилась. Стала не такая напряженная, как раньше. Словно освободилась от какой-то тяжести. Неужели от общения со мной?
Подумав, Тамара достает из серванта початую бутылку коньяка. Но это не мой коньяк. Буду я пить краснодарский коньяк!
– По маленькой, мальчики? – кокетливо спрашивает она и, не дожидаясь ответа, достает из серванта две стопки.
Киваю ей на Максима:
– Мальчик тоже не маленький, ему семнадцать.
– Я не хочу, – бурчит сын.
– Это правильно, – говорит Сергей Петрович. – Я до двадцати лет стеснялся выпивать в присутствии матери.
Вот зануда!
– Максим, можно тебя на минутку?
В прихожей даю Максу пять тысяч.
– Иди сходи в ресторан с девочкой.
– У меня нет девочки, – сердито говорит Максим.
– Тогда с мальчиком. Шутка. Короче, ноги в руки, вали отсюда! И скажи спасибо, что избавляю тебя от этого разговора.
– Спасибо, пап…
Возвращаюсь. Тамара выглядит недовольной. Сергей Петрович тоже поджимает губы.
– Может, вы и правы, Иннокентий, – говорит. – На вашем месте я поступил бы так же.
– А вы и сидите на моем месте, Сергей Петрович, – говорю. – На моем месте и в моих тапочках. Как бы вы поступили, если бы я уселся за штурвал вашего вертолета в вашем шлемофоне?
– Иннокентий, – торжественным голосом произносит Сергей Петрович, – я буду с вами откровенен! Мы с Тамарочкой решили объединить наши судьбы!
Боже, как пафосно.
– Нам непросто далось это решение, – продолжает он. – Вы, конечно, знаете, что со смерти моей жены прошел всего год, знаете, как я ее любил. Весь этот год Тамарочка поддерживала меня. Не представляю, что со мной бы было, если б не ее душевная поддержка. Возможно, я просто сошел бы с ума.
Было бы с чего сходить.
– Тамара – удивительная женщина, – рассказывает он мне о моей жене. – Она никогда бы не согласилась с моим предложением, если бы не ваш внезапный отъезд и… хм-м… некоторые новые обстоятельства вашей личной жизни.
Я смотрю на жену. Неужели она действительно полюбила этого вертолетчика? Неужели я совсем не понимал ее все эти двадцать лет, пока жили вместе, воспитывали Максима, спали в одной постели и занимались сексом?
– Я вас внимательно выслушал, Сергей Петрович. И вот что я вам отвечу. Пошел вон из моего дома!
– Иноземцев! – кричит Тамара.
– Нет, Тамарочка, я не в обиде, – сухо говорит Сергей Петрович. – Как мужчина, я его даже понимаю.
Гусар! Гусар в моих тапочках!
Тамара провожает его до лестничной площадки, успев бросить на меня ненавидящий взгляд. Они приглушенно переговариваются. До меня доносятся отдельные фразы: «Не уходи… я его боюсь… Можно понять… это непростое решение».
Когда она возвращается, я уже допил весь коньяк. Из горлышка. Она сразу замечает пустую бутылку.
– Ты алкоголик, – говорит Тамара. – Сам пошел вон отсюда! Пошел вон… к своей молодой шлюхе!
– У меня с ней не было ничего.
– Не делай из меня дурочку! Какое право ты имел его оскорблять? Ненавижу тебя, Иноземцев! Ненавижу тебя и твою аристократическую фамилию!
– Это и твоя фамилия.
– Я ненавижу свою фамилию! Я ненавижу себя за то, что терпела ее двадцать лет! Я порой ненавижу Макса за то, что он становится на тебя похож! Такой же Иноземцев!
– Что ты говоришь?! Опомнись!
– Пошел ты в жопу, Иноземцев! Пошли вы все, Иноземцевы, в жопу!
Ее просто трясет от ненависти.
За двадцать лет я не слышал ничего подобного. Неужели она держала это в себе целых двадцать лет?
– Прости, наверное, я погорячился. Но и ты тоже хороша! Зачем было привлекать к этому разговору Максима? Зачем позволять этому вертолетчику надевать мои тапочки? Ты это нарочно придумала, чтобы меня полностью унизить?
Тамара изумленно смотрит на меня. Потом выходит из зала и возвращается с тапочками. У нее прыгают руки. Швыряет тапками в меня, но промахивается.
– На, подавись!
Несколько минут сидим молча и смотрим друг на друга как враги. Мы собачились и раньше, но никогда не замечал я за ней такого взгляда.
Вдруг она успокаивается и расплывается в улыбке.
– Тапочки! – смеется она. – Тапочки! Как это мелко, Иноземцев! Эта твоя вечная зацикленность на деталях. Ну какой ты писатель? Ты же не видишь людей. Ты же видишь только тапочки.
– Не уводи разговор в сторону.
– Хорошо… Я кое-что тебе объясню. Сергей, конечно, не выдающийся мужчина, но он любит меня.
– А ты?
– Мы любим друг друга давно…
– Вот как? А как же Люлюнчик?
– Тебе не понять.
– Ты спала с ним?
– А ты не спал со своими бабами? Не мотался с ними на Кипр? Это не я бросила тебя. Это ты бросил меня ради новой прошмандовки!
– Заткнись! – взрываюсь я. – Я же сказал: у меня с ней нет ничего!
– Ты это серьезно?
– Да!
– Зачем же ты с ней живешь?
– Я и сам пытаюсь это понять.
– Тогда ты еще хуже, Иноземцев. Скажу тебе как женщина: намного благороднее переспать с девушкой и потом бросить ее, чем делать то, что делаешь ты. Впрочем, я не знаю, что ты делаешь, и знать не хочу. Я хочу, чтобы ты меня услышал. Между нами все кончено. Я выхожу за Сергея. И если ты действительно аристократ, уйди с одним чемоданом и оставь мне квартиру.
