В салоне зажегся неяркий свет, на Мирона уставились три пары глаз.
– Я Соломон, – сказал тот, что говорил с ним на улице. – Справа – Давид, слева – Голиаф. Водителя зовут Саул.
Мирон молча кивнул – как бы всем, и никому в отдельности.
– Откуда вы знаете моего брата?
– Он – Пророк. Моисей, который ведет нас к Свету.
Это сказал Давид. Так, будто повторял заученную истину. Но повторял с душой, как бы в неё веря. Соломон улыбнулся.
– Мы очень уважаем вашего брата, господин Орловский.
– Мирон.
– Мирон, – кивнул черный. – И часть этого уважения переходит на вас. Это чтобы не осталось недопонимания, – он еще раз кивнул. – Поэтому мы поможем вам встретиться с Уммоном.
– Кто вы такие?
Слишком много у братца должников. Алика, эти вот чёрные… И когда он успел?
– Мы – Братство, – теперь заговорил Голиаф.
Стэллс-костюмы, хотя и выключенные, выглядели, как сгустки тьмы – они будто впитывали свет крошечной лампочки под потолком мобиля.
– Анонимусы? – переспросил Мирон.
– Никогда не верь, что перед тобой – Анонимус, если он говорит, что он – Анонимус, – опять Давид.
– Ладно, так что там про свет? – решил ненадолго переключиться Мирон. Нога в сидячем положении болела меньше, и бок тоже, хотя он даже думать не хотел, что там творится. Наверное, ничего серьезного – раз он всё еще не свалился. От одежды Тощего в тепле начал идти резкий, не очень приятный запах.
– Платон занимается льдом, – сказал Соломон. – Самым, что ни на есть, чёрным. Он знает, как строить стены.
– И он проложил через них дорожки, – тихо сказал Голиаф. – Он – Легба неоновых джунглей.
В мозгу Мирона что-то щелкнуло.
– Вы хотите сказать, что Платон, окружая корпорации файерволлами, оставляет для вас лазейки?
– Он – Гай Фокс, – кивнул Давид. – Он ведет нас к свету.
– Охренеть, – Мирон откинулся на спинку мягкого дивана и рассмеялся. Не ожидал от брата такой хитрожопости, не ожидал. Хотя, с другой стороны… Только такой маниакальный педант, как Платон – помешанный на безопасности, суперосторожный – и мог всё это устроить. Он посмотрел на Соломона.
– Сколько вы ему платите?
– Информация – современная нефть, – пожал плечами Соломон. – Но Знание – бесценно.
– Мы – против корпораций, которые разрушили правительства и забрали Сеть. Мы считаем, что Плюс должен быть для всех. Мы не забываем. Мы не прощаем. Имя нам – Легион.
Говорил Давид, а Голиаф кивал в такт каждому слову. И только водитель был безучастен к разговору. Он вёл машину. Забытое по нынешним временам искусство…
Мирон поёжился. Каждому из этих людей светит пожизненное. Каторга. В лучшем случае – на Луне, в худшем – на астероидах. Перелёт в морозилке и подключение к тамошней Сети напрямую – без сглаживающего буфера Нирваны.
А когда окочуришься – через шесть месяцев, или год – твоё тело просто выбросят в космос. Такие дела.
Если его с ними застукают – участь будет ничем не лучше.
С другой стороны, ему и так уже шьют кибертерроризм… По нынешним, опять же, временам – самое тяжкое преступление.
– Вы следили за мной, да? – мрачно спросил он. – Иначе как вы узнали, что я буду именно там? – он кивнул себе за спину. Стекло мобиля было чёрным, но Мирон надеялся, что чувство направления ему не изменило. – Это вы договорились с Рыжим, чтобы он отвёл меня в канализацию, – он посмотрел на Соломона. На лице которого, впрочем, не отражалось ни отрицания, ни согласия. – Это вы отодвинули люк… Но почему тогда вы не встретили меня раньше? – он задёргался от ярости. – Какого хрена вы позволили тем ублюдкам напасть на меня? Меня же почти убили!
Голос дал петуха.
Некоторое время мобиль бесшумно скользил в потоке – не быстрее и не медленнее других, соблюдая математически выверенное расстояние до ближайших машин. Затем Соломон сказал:
– Платон сказал, мы должны быть уверены. Сначала необходимо убедиться.
– В чём? Что я не сдамся? Буду цепляться за жизнь, чего бы это ни стоило?
– Он в вас не ошибся, – слова прозвучали удивительно мягко. Лицо Соломона расплылось в зубастой улыбке. – Вы будете сражаться до конца.
– А кто-нибудь спросил: оно мне надо? Кому-нибудь есть дело, чего хочу я?
– Полагаю вы, как и все, хотите остаться в живых, – пожал плечами Соломон.
– Это уж точно, мать твою.
Мобиль остановился.
– Приехали? – спросил он. – Вы привезли меня к этому Уммону?
– Нет, – мягко возразил Соломон. – Мы приехали туда, где вам окажут помощь, – он кивнул на джинсы Мирона. На полу, на резиновом коврике, уже скопилась грязная лужица крови пополам с растаявшим снегом. – Дадут поесть. Научат выживать.
– И всё? А что, нахрен, дальше?
– Времени мало, – Соломон посмотрел на старинные часы, прикрученные к запястью кожаным ремешком так, будто это и вправду имело значение. – Советую учиться быстро.
Оставив его на ступенях какого-то здания – провалы окон закрашены чёрным, двери как в банковском хранилище – мобиль анонимусов растворился в потоке машин. Как призрак.
Здание было странным. Не привычная поставленная торчком коробка, наследие постмиллениального урбанистического кубизма, а с отдельными башенками, заострёнными арками и пузатыми, похожими на луковицы, куполами.
Церковь, понял Мирон. Бывшая церковь.
Как-то он был в виртуальном аналоге собора Василия Блаженного. Текстуры под красный кирпич, похожие на воздушные пирожные с кремом маковки, внутри – лики с вселенской скорбью в глазах, закованные в золотые оклады.
Здесь всё было не так. Кто-то взял гигантский баллон чёрной аэрозольной краски и залил церковь от макушки до самых ступеней, к свиням собачьим.
Налетел порыв ледяного ветра, напомнив, что джинсы у него заскорузли от крови, в чужих кроссовках хлюпает растаявший снег, а голова гудит от попыток хоть как-то упорядочить последние события.
Вот так вот и меняют жизнь человека. Не спросив, не предоставив никакого выбора. По щелчку.
В воротах церкви отворилась крошечная калитка. Из неё высунулось лицо – не понять, мужик или баба, всё в татухах и металлических, продетых сквозь кожу болтах. Существо оглядело Мирона с ног до головы и спросило:
– Так и будешь стоять?
…Свечи. Они были повсюду: на подставках, вдоль всего круглого зала, в центре – там, на возвышении, они сияли, образуя небольшой водопад, каждая в отдельной, крошечной медной рюмочке. На пустом пюпитре – там должна лежать библия, догадался Мирон, – тоже сияли свечи.
