– Ты права, Регинка… я устрою тебя и постараюсь улететь вечером.
– Можешь жить пока у меня, если хочешь, – расщедрилась я, и глаза Ариши заблестели:
– Ой, правда?! Спасибо, Регинка! Я очень аккуратно буду… ты не волнуйся…
– Да я не волнуюсь, чего мне волноваться-то?
– Я тебе буду звонить каждый день. – Ариша развернулась в кресле и притянула меня к себе, не рассчитав, что в порыве благодарности может случайно задеть мое лицо. Так и вышло – ее рука скользнула по повязке, и я взвизгнула от боли. – Ой…
– Сиди спокойно, – процедила я, вцепившись пальцами в подлокотники. – Не надо лишнего внимания привлекать, вдруг меня узнают…
– Тебя в этом парике родная мать не узнает… ой! – Ариша прикрыла рот обеими руками, и глаза ее тут же наполнились слезами: – Регинка… ну, прости… я как дура какая-то… все время не то ляпаю…
Не то чтобы упоминания о матери причиняли мне какие-то особенные моральные страдания, но Ариша, конечно, как и все остальные, об этом понятия не имела, и для нее факт, что мать моя мертва, был гарантией того, что я их непременно испытываю. С точки зрения выросшей без матери и отца Ариши это было горем. Но не объяснять же ей…
– Все, прекрати! Садимся, – с облегчением увидев в иллюминаторе приближающиеся огни посадочной полосы, пробормотала я. – И это… давай помолчим немного, хорошо? Мне больно разговаривать.
Ариша понимающе закивала, вытерла слезы и, сложив на груди руки, закрыла глаза – она панически боялась взлетов и посадок, хотя сам полет переносила нормально. Я же повернулась к иллюминатору и наблюдала за тем, как темная полоса внизу становится все ближе, ближе, и вот самолет уже коснулся ее шасси, понесся, вжимая скоростью тела пассажиров в спинки кресел. В салоне вспыхнул свет, и голос бортпроводницы произнес положенные в таких случаях слова приветствия и температуру за бортом.
– Однако! – встрепенулась Ариша, услышав «минус двадцать два градуса».
– Ну, не околеем, мы же тепло одеты.
– Я боюсь, что ты лицо застудишь.
– Намотаю сейчас шарф повыше, сбоку капюшоном закрою – до такси добегу.
Нас пригласили к выходу, и я, застегнув пуховик до подбородка и спрятав лицо в шарф, устремилась следом за Аришей.
В бизнес-классе нас летело четверо, так что в поданном к трапу микроавтобусе мы быстро уселись назад, так, чтобы я оказалась спиной в салон.
– Все в порядке, – прошептала севшая напротив Ариша, – мужики эти вперед сели, спиной к тебе.
– Будем выходить после них, путь пройдут.
Такси Ариша нашла мгновенно – у нее всегда хорошо получалось организовывать такие бытовые моменты, я бы перебирала, приценивалась, сомневалась, а она – раз! – и готово, и машина у выхода, и цена за поездку явно меньше, чем могла бы быть.
– Далековато ехать, девчонки, – объявил таксист, выезжая с территории парковки, – вздремнуть успеете.
– Вздремнешь тут – в таком холоде, – пробурчала Ариша, усевшаяся рядом с ним.
– Это разве холод? Так, легкий морозец. Да и всего второй день.
– А обычно сколько?
– Да всю зиму! – захохотал он. – Это не столица ваша, здесь морозы настоящие, да и снег тоже будь здоров.
– Снег – это замечательно! – с энтузиазмом подхватила Ариша. – Я, если честно, нормального снега не видела… даже не знаю, сколько лет. У нас же как – выпал вроде, а его тут же реагентами завалили, и вместо снега – получите кашу непонятного оттенка. А тут – красота… – Она прижалась носом к стеклу, рассматривая абсолютно белые деревья вдоль трассы.
Они с таксистом еще о чем-то болтали, но я уже не прислушивалась – разболелась щека, я полезла в карман, где лежали таблетки.
Если так пойдет, я рискую впасть в зависимость… быстрее бы уже оказаться в этой клинике.
Аделина
Матвей позвонил, когда я уже сняла халат и собиралась вынуть из шкафа сапоги – время перевалило за половину четвертого, мой рабочий день давно закончился.
– Вы спуститесь, Аделина Эдуардовна? – сухим официальным тоном спросил муж, и я поняла, что в приемном клиенты.
– Да, сейчас.
Пришлось снова облачаться в халат и идти в приемное отделение.
В смотровом кабинете я увидела Матвея с лампой-рефлектором на лбу и высокую худощавую женщину с длинными светлыми волосами, постриженными «каскадом» так, что пряди закрывали почти всю половину лица, которой сидящая была повернула ко мне. На стуле у двери притулилась вторая женщина – тоже высокая, с круглым открытым лицом и мелкими кудряшками, белым облаком обрамлявшими голову, как одуванчик. Казалось, что от малейшего движения воздуха вся эта белоснежная прелесть может облететь, оставив голову хозяйки совершенно обнаженной.
– Почему в смотровой посторонние? – спросила я, глянув на Матвея, и тот пожал плечами.
– Клиентка не возражала.
– Я возражаю. Будьте добры, подождите в холле, там удобный диван, – бросила я той, что сидела у двери.
– Но я…
– Побыстрее, пожалуйста, – отрезала я, больше не поворачиваясь, и услышала, как она встала и захлопнула за собой дверь смотровой. – Меня зовут Аделина Эдуардовна Драгун, я главный хирург этой клиники, – обращаясь к сидевшей у лампы женщине, сказала я.
– Меня зовут Регина Шелест, – низким приятным голосом произнесла она, – вам должен был звонить насчет меня Семенцов из Минздрава.
– Он мне звонил. И я назначила время, в которое вы должны были сюда приехать. И это время истекло как минимум пару часов назад.
– Извините, пожалуйста… перелет, разница во времени… кроме того, у меня бессонница и боли… я задремала в гостинице, а Ариша не стала будить… Ариша – мой агент, – сбивчиво заговорила клиентка. – Еще раз извините…
Я кивнула, прерывая поток извинений, и обратилась к мужу:
– Матвей Иванович, вы еще осмотр не проводили?
– Нет, только готовлюсь. Хотите сами? – спросил Матвей, и в его голосе я уловила неодобрение.
Ну, еще бы – не понравилось, что я с порога отчитала и его, и эту парочку.
– Я поприсутствую.
Матвей оттолкнулся от пола и подъехал на табурете прямо к смотровому столу.
– Парик снимите, пожалуйста. Здесь нет необходимости в маскировке.
Клиентка стащила длинные волосы, оказавшиеся очень хорошим париком, маскировавшим стильную стрижку глубокого медового цвета. Правая половина лица от нижнего края орбиты до подбородка была заклеена повязкой, и та уже пропиталась сукровицей.
– Что случилось? – спросил Матвей, готовясь снимать повязку.
Шелест наблюдала за его руками, и в ее глазах я видела испуг. Матвей тоже это заметил:
– Не бойтесь, больно не будет, только немного неприятно. Так что произошло?
