— Что ж, — сказал Выжлов, получив от Аристарха Вениаминовича косвенное заверение в том, что рассказчика не поднимут на смех, — извольте. Как вам, должно быть, известно, Волчанская обитель была основана в конце восемнадцатого века на деньги богатого местного купца и промышленника Ивана Демидова. Не того, который сейчас работает на телевидении, разумеется, — поспешно добавил он, не в первый раз, по всей видимости, предвосхищая плоскую остроту слушателей. — За это, а также в благодарность за многочисленные щедрые пожертвования после смерти Демидов был похоронен на территории монастыря, согласно некоторым источникам — прямо в монастырском храме. Заупокойную молитву над его телом читал сам отец Митрофан — первый и единственный настоятель Волчанской обители.
После смерти Ивана Акимовича род Демидовых не утратил связи с монастырем. Сын промышленника, Павел Иванович, продолжал щедро жертвовать монастырю деньги, а ближе к старости, в начале семидесятых годов позапрошлого века, вообще начал поговаривать о том, чтобы отойти от дел, принять постриг и провести остаток дней своих в молитвах и благочестивых размышлениях. Хотя, надо вам заметить, что, согласно всем дошедшим до нас источникам, как устным, так и письменным, монастырь к тому времени стал далеко не лучшим местом для подобных занятий. Отец Митрофан, которому тогда уже давно перевалило за сто лет, похоже, окончательно выжил из ума и ударился чуть ли не в чернокнижие. Во всяком случае, среди местных жителей монастырь уже тогда начал пользоваться дурной славой, а отца Митрофана в здешних краях считали самым настоящим колдуном. Вот тут-то и начинается легенда.
Увлекшись собственным рассказом, Сергей Иванович встал из-за стола и, заложив руки в карманы просторных брюк, неторопливо прошелся взад-вперед по комнате — точь-в-точь как учитель, прохаживающийся во время урока вдоль классной доски. Широкие, тесанные вручную половицы тяжко поскрипывали под его ногами, задумчивый взгляд был устремлен в никуда. Глядя на него сейчас, можно было забыть о его мощном телосложении, более приличествующем молотобойцу, нежели работнику народного образования; перед Глебом и Аристархом Вениаминовичем был настоящий энтузиаст, фанатично преданный делу возрождения и сохранения истории родных мест.
— В тысяча восемьсот шестьдесят седьмом году, — продолжал Выжлов, рассеянно и в то же время ловко продувая мундштук папиросы, — будучи по делам в уездном городе, сын Павла Ивановича Демидова, Аким Павлович, выпускник Петербургского университета, наследник огромного капитала и преемник отцовского дела — бизнеса, как теперь принято выражаться, — повздорил в ресторане с сыном губернатора, который тоже оказался в уезде по какой-то своей надобности. Не поделили они какой-то пустяк — говорят, ссора возникла чуть ли не из-за ресторанной певички, за которой оба, перебрав шампанского, вздумали ухлестывать. Сын губернатора сказал что-то оскорбительное, а Демидов в ответ ударил его. Полагаю, — перебил себя Выжлов, — что это была простая пощечина. Здоровьем Акима Господь Бог не обидел, так что, если б ударил по-настоящему, губернаторскому сынку было бы уже не до дальнейшего выяснения отношений, а Демидов почти наверняка угодил бы в тюрьму.
Прозвучало это как-то так, что Глеб сразу почувствовал: Сергей Иванович знает, что говорит. Ему сразу вспомнился земляк директора школы, который во время перестрелки в столичном ювелирном магазине убил двоих, всего лишь ударив каждого по разу кулаком.
— Словом, — продолжал Выжлов, — дело дошло до дуэли. Стрелялись из новомодных тогда револьверов — если источники не врут, французских «лефоше».
— Калибр двенадцать миллиметров, — сказал Глеб, — модель, дай бог памяти, восемьсот сорок пятого года. Мягкая свинцовая пуля на выходе оставляла дыру величиной с кулак.
Он немедленно пожалел о сказанном, поймав на себе пытливый, заинтересованный взгляд Выжлова. Покровский кашлянул в кулак и, рассеянно поглаживая бороду, сказал:
— Экие, право, ужасы вы говорите, Федор Петрович. Неужели с кулак?
— Примерно, — лаконично ответил Глеб.
— Да, — произнес Сергей Иванович, — у вас завидная осведомленность по части стрелкового оружия.
— Интересовался, — подпустив в голос немного смущения, заявил Глеб. — Нравятся мне эти штуковины, есть в них какая-то красота. Конечно, увлечение детское, но что поделаешь?
— Не понимаю, — сказал Аристарх Вениаминович. — Какая красота может быть в орудии убийства?
— Отчего же, — возразил Выжлов. — Страсть к оружию у большинства мужчин в крови. Мужчина — воин и охотник. В последнее время мы стараемся об этом забыть, но что толку прятаться за иллюзией мира и благополучия, когда ни того, ни другого на самом деле не существует? Вы со мной согласны, Федор Петрович?
— Я об этом как-то не думал, — солгал Глеб. — А подумал я сейчас знаете о чем? Ваша неправдоподобная, как вы выразились, история пока что не содержит в себе ничего неправдоподобного. Даже наоборот! Ну в самом деле, кому какое дело до того, из какого оружия стрелялись какие-то никому, в сущности, не известные молодые забияки в тысяча восемьсот затертом году? Однако же источники, на которые вы ссылаетесь, указывают, что это были револьверы, и даже называют их марку.
— Ну, в этой части мое повествование опирается на достоверные факты, и одним из источников, на которые я ссылаюсь, был, знаете ли, полицейский протокол, отсюда и такая точность. Короче говоря, они стрелялись. Вообще, шансов остаться в живых после этой дуэли у сына губернатора было мало. Он был бездельник и повеса, любил выпить, и после ссоры, которая послужила причиной дуэли, устроил с приятелями грандиозную попойку. Так что на рассвете следующего дня, явившись на место дуэли, наверняка чувствовал себя далеко не лучшим образом — и голова трещит, и руки дрожат. Да-с. Что же касается Акима Демидова, то он, по отзывам современников, был отменным стрелком — что называется, бил белку в глаз, и не в переносном, а в самом прямом смысле. А уж по такой мишени, как его обидчик, он бы точно не промахнулся.
Выжлов сделал эффектную паузу. Глеб на эту удочку не клюнул — он спокойно прихлебывал душистый настой таежных трав, который тут именовался чаем, и смотрел в окно, где кроваво-красный шар заходящего солнца уже коснулся черных верхушек леса. Зато Аристарх Вениаминович, не то снедаемый любопытством, не то просто испытывающий неловкость оттого, что рассказчику не задают вопроса, которого он ждет, не смог промолчать.
— Вы хотите сказать, что результат дуэли получился не совсем таким, какого можно было ожидать? — спросил он.
— Угадали, — сказал Выжлов, заметно польщенный вниманием, проявленным к его рассказу столичными гостями. — Они тянули жребий, и первым выпало стрелять Демидову. Исход дуэли, таким образом, был фактически предрешен. Но его револьвер дал осечку, сын губернатора в свой черед выстрелил и попал противнику в грудь. Учитывая тогдашний уровень развития медицины и. э. характер повреждений, так точно описанный Федором Петровичем, — Выжлов бросил в сторону Глеба еще один быстрый, испытующий взгляд, — Демидова можно было считать покойником. Поговаривали, кстати, что осечка не была случайной. Револьверы-то принадлежали сыну губернатора, так что всякое возможно. Впрочем, эти сведения не были в ту пору ни подтверждены, ни опровергнуты, да и револьвер из пары Аким выбирал собственноручно.
