Сейчас, повернувшись к незнакомке с большими, жадными глазами (почти голодными, подумала Бланш), она поняла, что скучает по женской дружбе. По кому-то, с кем можно примерять одежду; кто будет самозабвенно лгать о твоей внешности и твоей способности противостоять разрушительному воздействию времени. По тому, на кого можно положиться в любой ситуации, кто выслушает и посочувствует, не пытаясь рассуждать. С кем так же отвратительно обошлись мужчины.
И Бланш рассказала Лили Харманьгоф, почему ей так грустно.
– Просто… мой муж и я… наш брак… Все так сложно. Во-первых, мы бездетны. – Бланш затаила дыхание, ожидая ответа Лили; она оказывала этой незнакомке невероятное доверие. Рассказывала то, о чем ни с кем не могла говорить, особенно с Клодом. О, это всегда витало в воздухе, читалось между строк в каждом диалоге Бланш и Клода, даже если они болтали за завтраком об обыденных вещах: «У нас достаточно молока?» или «Думаю, нужно купить новые полотенца».
То, что отсутствие кого-то, особенно крошечных, беспомощных созданий, могло придавать ужасный вес всему, что она делала или говорила, сильно беспокоило Бланш.
– А, – сказала Лили, глубокомысленно кивая. Как будто ей рассказывали такое каждый день.
– Кроме того, этот ублюдок изменяет мне. И я слишком много пью, особенно в последнее время. И мы, кажется, разочаровываем друг друга. Слишком легко. Слишком часто. Мы не те, за кого себя выдавали, когда… ну, ты знаешь, как это бывает. Мы просто не те, кем себя считали. У тебя есть дети? – Накануне вечером Бланш спросила, была ли Лили замужем, но Лили ничего не рассказала о своей личной жизни, как будто привыкла не сообщать слишком много подробностей, когда ее о чем-то расспрашивали. Как будто ее слишком часто о чем-то расспрашивали. Бланш просто решила, что она тоже замужем и сейчас преподает мужу какой-то «урок».
Как и сама Бланш.
– О, нет-нет! – Лили энергично замотала головой. – Жизнь, которую я веду, не для детей.
– Какую жизнь ты ведешь?
– Я расскажу тебе, Бланш; все расскажу. Но сначала поговорим о тебе.
Бланш усмехнулась. Почти сработало; они чуть не поменялись ролями. С другими ее знакомыми: светскими львицами, художниками и пьяницами, одинаково склонными к лести и обману, – фокус неизменно удавался.
– Ладно. Похоже, мы не можем иметь детей. Я ходила к врачам – у меня что-то с маточными трубами. Клод об этом не знает.
– Клод – твой мужчина?
– Да. Мой муж… Я же говорила тебе вчера вечером. Может, у него тоже какие-то проблемы со здоровьем. Я понятия не имею, есть ли у него дети от других женщин. Не могу заставить себя спросить. – Именно этот страх мешал Бланш обсуждать с Клодом их бездетность. Если бы у него был ребенок от одной из любовниц, Бланш бы этого не вынесла; она не смогла бы снова и снова возвращаться к нему, надеясь, что рано или поздно он изменится… Господи, какой же наивной дурой она была! – Я не знаю, хочет ли он детей. И, по правде говоря, не уверена, что сама хочу их. Но мне все время кажется, что в наших отношениях чего-то не хватает. Как будто я не смогла дать ему то, чего он ждал – семью, которая напоминала бы ему, что он настоящий мужчина. Хотя я никогда, ни разу не давала ему понять, что я хочу именно этого. Да я и сама не знала, чего хочу. О, у нас прекрасная жизнь – ты должна навестить нас в «Ритце»! Но это совсем не та жизнь, что у большинства супружеских пар. Постепенно мы начали верить, что мы…
– Особенные?
– Да, именно так. У нас был невероятный, страстный роман, который превратился… в это. Что бы это ни было. – Бланш смотрела на горизонт, как будто спокойное, задумчивое море могло объяснить ей, что это такое. – Я одинока и зла, разочарована в нем, как и он во мне. И я не могу, хоть убей, придумать, как это исправить. Может, это и нельзя исправить. И все-таки я чувствую, что крепко связана с мужем. Мне больше некуда идти. Я люблю Париж. И никогда не смогу вернуться домой.
– А где твой дом?
– В Америке. Я уже целую вечность не навещала семью. – Бланш вернулась в Америку через пару лет после свадьбы, во время одного из своих бесчисленных побегов. Естественно, она остановилась в отеле «Ритц» на Манхэттене, где угощала всю свою семью изысканными обедами. Устроила родным экскурсию по отелю, даже поселила на ночь в номере люкс, гордясь, что показала им то, к чему привыкла в Париже. Но родители Бланш чувствовали себя неловко и не одобряли того, что она путешествует одна. Это был не очень удачный визит; с грустью, которая на время заставила Бланш забыть о ссорах с Клодом, она поняла, что с родными ее объединяет только прошлое. И именно из-за прошлого она покинула Нью-Йорк.
– Так о чем вы с мужем разговариваете, если не о детях?
– В основном о его работе. О «Ритце». Его сотрудники стали нашей семьей. Думаю, в нашей жизни они занимают место, которое должны были занимать дети. Место между нами – оно разделяет нас, хоть, кажется, и пустует… Понимаешь? – Бланш взглянула на новую подругу, которая с энтузиазмом кивала после каждой фразы. Вряд ли Лили что-то понимает, учитывая, что у нее не очень хорошо с английским…
Но это не имело значения; Бланш нужно было выложить все кому-нибудь. Только не Клоду.
А женщине.
– Да, да. Я понимаю. Тебе нужна цель. Тебе и твоему мужчине. У вас она есть? Что-то, за что вы будете бороться вместе?
– Что?
– Лично я не считаю, что так уж важно иметь детей. Особенно сейчас. Нас окружают опасности, Бланш. Плохие люди. Но у тебя и твоего мужчины должно быть что-то, за что можно бороться, – как за жизнь ребенка, за его благополучие. В чем смысл твоей жизни, Бланш?
– Я… я не знаю. – Бланш вцепилась в скользкий поручень. Лили выбила у нее почву из-под ног. Никто никогда не задавал Бланш таких вопросов, и она, конечно, никогда не задавала их себе.
– В удовольствии? – Эти темно-карие глаза, кажется, видели Бланш насквозь. – Веселье – твоя цель? Выпивка, смех и танцы?
– Ну да. Разве тебе это не нравится? Вчера вечером, когда ты занималась армрестлингом с этим исполнителем любовных песен…
– Ах, это… – Лили отвернулась и сплюнула через перила. Бланш никогда не видела, чтобы женщина так делала; по правде говоря, зрелище показалось ей впечатляющим. – Конечно, это было весело. – Опять это загадочное пожатие плечами. – Но это не тянет на смысл жизни, Бланш. В жизни должно быть что-то большее, чем веселье, не так ли?
– Лили, меня учили, что нужно верить в Бога, а семью и традиции ставить превыше всего. Нужно быть порядочной. Скромной. Следовать всем правилам. Но я не усвоила урок и поэтому сбежала; была спасена менеджером отеля, который не знал, что делать со мной после того, как заполучил, – так же, как я понятия не имела, что делать после того, как досталась ему. И поэтому провела последнее десятилетие или около того так весело, как только могла. В детстве все эти забавы были для меня под запретом.
– Может, тебе пора повзрослеть, Бланш? Как думаешь? Хотя, наверное, это не мое дело. – Лили посмотрела на свои смешные туфли, наморщив лоб; впервые за их короткое знакомство она выглядела так, словно боялась обидеть.
