Бросаю на него тяжёлый взгляд.
— В свете того, что именно ты смотрел, слова о глубине звучат двояко.
Он снова улыбается — обезоруживающе, широко, так искренне, что я тоже хочу улыбнуться, но сдерживаю свои неуместные порывы.
— Думаю, для тебя не станет открытием, если я скажу, что влюбился в тебя, — продолжает он, так, словно говорит о прогнозе погоды на завтра. Меня же словно подбрасывает от его слов и отнюдь не от восторга.
— Чего ты сделал? Влюбился?! Час от часу не легче, — вот тут уже улыбку скрыть не вышло. — Ты вообще в своём уме? Ах, да, прости, ты же псих, постоянно забываю.
— Медицински подтвержденный, — его указательный палец взмывает вверх. — У меня даже справка есть.
Опускаюсь на кровать напротив него и, не сдерживаясь, смеюсь. Смеюсь в голос, закрыв лицо ладонями, трясясь и даже похрюкивая от идиотизма сложившейся ситуации. Кай смеётся тоже, и наш смех сливается в унисон, сплетая кружева уникальной музыки обоюдного безумия.
Может, это всё-таки сон? Или галлюцинации?
Может, я сейчас сижу на шезлонге в Турции? И та дурь, которой меня накачали туристы из соседнего номера, никак не желает выветриваться. Совсем скоро меня отпустит, я опустошу мини-бар, не жуя заглочу всё сладкое, что только под руку подвернётся, и лягу спать. А утром посмеюсь над чушью, что пришла мне в наркотическом бреду.
— То есть ты хочешь сказать… прости, — снова захлёбываюсь смехом, утирая слёзы кончиками пальцев. — То есть, ты хочешь сказать, что влюбился в любовницу своего отца, посмотрев видео, как она, то есть я, мастурбирую на камеру для твоего повёрнутого папаши?
— Ну… примерно так и было, да, — улыбка до ушей, словно мы обсуждаем сейчас не вопиющие вещи, а очередную серию комедийного ситкома.
— Прямо-таки влюбился? — хмурюсь сквозь смех. — Надеюсь, без памяти?
— Увы, память у меня феноменальная. Скажем так: влюбился до безумия.
Его улыбка медленно тает, и я, домучив смешок, затыкаюсь тоже. Истерия прошла без следа, передо мной всё тот же красивый Кай и ужасающая своей дикостью правда моего здесь пребывания.
Тяжело выдыхаю и с силой провожу ладонями по лицу, словно пытаясь стряхнуть многодневное наваждение. Ещё чуть-чуть и я точно сойду с ума.
— Кай, отпусти меня домой. Пожалуйста, — шепчу, не открывая глаз.
— Не могу. Прости, — так же шепотом отвечает он, и я медленно убираю от лица руки. Он по-прежнему сидит напротив. Красивый. Холёный. И сумасшедший.
Моё наказание.
— Я хочу увидеть своего сына.
— У меня есть для тебя свежие фотографии, — тянется к карману джинсов. — Хочешь…
— Ты не понял: я хочу к своему сыну. Увидеть его, поцеловать. Я должна читать ему на ночь сказки и готовить утром завтрак. Я, понимаешь?
— Конечно. Конечно, я всё понимаю, — с готовностью кивает он. — Если хочешь… давай я привезу его.
Мои глаза округляются от… нет, не от ужаса. И даже, наверное, не от удивления. Состояние перманентного шока — вот это ближе всего к истине.
— Сюда? В это дом?
— Да, сюда, — расслабленной позы как не бывало: он собран, словно готовящаяся ринуться в бой молодая борзая. — А почему нет? У тебя всё равно пока отпуск, мы могли бы…
— Кай! Ка-ай, стой, — прерываю его, вытянув перед собой ладонь. — Подожди. Ты это всё сейчас серьёзно? Вот это вот всё?!
— Ну, конечно. А что не так? — он явно недоумевает, как и я. Только причина недоумения у нас разная.
— И как ты себе это представляешь? Мы будем жить здесь втроём — ты, я и Миша, да? А как мне тебя ему представить? Дядя Бетмен, друг мамы, а может, сказать, что ты его новый папа? Слу-ушай, а давай ты его усыновишь? Как тебе идея? Игорь всё равно в свидетельство о рождении не вписан, у Мишки только его отчество. Как тебе идея?
— На самом деле мысль трезвая. Я готов.
И говорит таким тоном, что сомневаться в его готовности не приходится. Он действительно верит в то, что несёт.
Он безумен!
Роняю подбородок на грудь, закрываю глаза и мысленно считаю до десяти. Мне нужно успокоиться, устраивать концерты сейчас ни к чему. Лишнее.
— Хорошо, допустим, ты его сюда привезёшь. А где он будет спать? Рядом со мной? Его ты тоже пристегнёшь наручниками к кровати, чтобы не убежал?
— Не говори глупостей! — до ушей доносится шуршание его шагов, лёгкое колебание воздуха у моего лица и его аромат где-то совсем близко. — Конечно, мы не будем жить здесь вечность, побудем несколько дней, а потом вернёмся в Москву. У меня есть квартира. Мы могли бы…
— Кай, мой, прости — не дорого́й поехавший психопат. Что ты такое несёшь… Что ты несё-ёшь…
Кладу голову на его плечо и устало, слово столетняя старушка в хосписе, утыкаюсь взглядом в стену напротив.
— Ты очень молод, у тебя впереди вся жизнь и, не будем скрывать, тебе всё-таки нужна помощь как минимум хорошего психолога. У тебя не так давно трагически погибла мама, ты растерян, я всё понимаю, не представляю, как бы я пережила подобное горе. Ты сам не осознаёшь, что творишь, может, это запоздалое состояние аффекта, такая вот реакция на стресс. Да к чертям на самом деле, что это. Обещаю, я никуда ничего заявлять не буду — просто отвези меня домой, верни мне сына, и каждый из нас заживёт своей прежней жизнью.
— Ошибаешься, Натали, я осознаю, что делаю.
Поднимаю на него глаза.
Осознаёт.
— Ты принимаешь какие-то препараты?
— Так… ничего серьёзного. Кое-что от мигрени и… — ловит мой взгляд. — Не смотри на меня так, я не псих! Я же пошутил про справку, ну что ты в самом деле… Нормальный я, — произносит немного обиженно, и тревожная складка между бровей становится глубже.
— Ты знаешь, сколько мне лет? — выходит слишком спокойно, настроение спорить сменилось апатией. — Мне тридцать один год. Ровно на одиннадцать лет больше, чем тебе. У меня маленький сын, между прочим, от твоего отца. Как ты себе представляешь наше будущее? Каким оно, по-твоему, будет?
— Радужным и наполненным. А чем — зависит от нас самих, — изрекает он и притягивает меня к себе ближе. Доверчиво жмусь к его телу и странным образом ощущаю себя совсем маленькой и защищённой. Парадокс. Он намного моложе, но порой кажется, что совсем наоборот.
— Возраст, это всего лишь цифра, Натали. Кого она волнует, когда есть чувства?
— У меня нет к тебе чувств, — может, слышать ему это неприятно, но это же правда. — Да, порой мне хочется придушить тебя голыми руками, иногда поцеловать или заняться с тобой сексом — это да, ты и сам всё видишь, но ничего общего с любовью мои чувства к тебе не имеют.
— Это неправда, — и так чётко очерченные скулы будто становятся острее.
