Жена Игоря была беременна? Но когда?…
— Как давно это было?
— За несколько недель до её смерти.
Ощущаю, как рот заполняется вязкой слюной. Осознание — острое, тонкое как скальпель хирурга безжалостно вспарывает грудную клетку.
— Подожди. По твоим словам, она мечтала о ребёнке, зачем она тогда… пошла на это, почему…
— Отец заставил её сделать аборт. Насильно. Он просто не оставил ей выбора.
Слова. Всего лишь слова, невесомая оболочка, но что же от них так тяжело дышать?
Ещё совсем недавно я не любила эту женщину, я завидовала ей. Мне казалось, что мы такие разные — как небо и земля, но нет, вышло, у нас было гораздо больше общего. Нас связывал холодный деспотичный тиран, который руководил нами словно марионетками.
Я была на её месте! Но я смогла отстоять своё право стать матерью, а она…
Хотя кто я ему была? Всего лишь отдушина. Упругая задница на подхвате. А она была его женой.
Господи, как же много тайн в чужих монастырях.
— После этого она впала в депрессию, начала пить какие-то антидепрессанты вперемешку с алкоголем. Порой мне казалось, что она сходит с ума, всё повторяла, что тебе он разрешил родить, а ей нет… А потом она просто не выдержала, — он замолкает, и я мысленно прошу его не продолжать. Но он продолжает, смотря перед собой пугающе пустым взглядом: — Я прилетел из Лондона в тот день, заглянул в комнату матери и не нашёл её там. Но дверь ванной была приоткрыта…
Повисла тишина, и мои мысли тоже словно поставили на паузу.
Ничего. Пустота.
Увидеть сыну такое… Господи, Кай, мой сумасшедший снежный мальчик, что тебе пришлось пережить…
— Она винила меня? — нарушаю повисшее молчание и снова закрываю глаза. Зачем, не знаю, и так уже совсем темно и ничерта не видно. Но так словно становится легче.
— Она думала, что отец любил тебя больше.
— Это неправда! — выкрикиваю слишком громко и тут же понижаю тон: — Он никогда меня не любил, я была нужна ему просто… Просто ради развлечения, чтобы было к кому приехать и выпустить пар.
— Я видел.
— Прошу, не начинай! — обернувшись, отпихиваю его от себя и на ватных ногах пересекаю комнату. Потом делаю ещё один бесполезный зигзаг. Так странно находиться здесь неприкованной. Я так ждала этого момента, но сейчас просто не могу найти себе места.
— Мы расстались с Игорем несколько месяцев назад. Да, это не оправдание, да, у нас была связь, но я сама ушла от него! Я вернула его ей… твоей маме.
— Брось, Натали. Ты ушла, потому что поняла, что он никогда нас не оставит. Плевать ты хотела на мою мать и её чувства.
Резко подрываюсь и настигаю его возле окна: он так и стоит на том же месте, прислонившись бедром к подоконнику из тёмного дерева.
Потемневшие глаза смотрят не на мою телесную оболочку, нет — гораздо глубже. Его взгляд словно смертельный снаряд разрывает моё нутро, вытряхивая сквозь зияющую дыру все мои потаённые мысли.
— Хочешь сказать, что это я виновата в её смерти? Хочешь, чтобы я чувствовала свою вину? А может, ты хочешь, чтобы и я наложила на себя руки, чтобы искупить то, что, по-твоему, натворила?
— Ты уже чуть не сделала это.
— Так зачем ты меня остановил? Почему не дал захлебнуться в собственной блевотине?! Если я исчадие ада, почему отсрочил мой путь туда, где мне самое место?!
— Тише ты. Не заводись. Успокойся. — он протягивает руки, и я сбрасываю их со своих плеч.
— Не говори со мной, как с умалишенной!
— Я просто хочу, чтобы ты успокоилась. Ты ещё слишком слаба. Идём, тебе нужно докапать лекарство, чтобы почки…
— Прекрати разговаривать как долбаный сухарь! Я хочу знать, зачем я здесь? Ты привёз меня сюда из мести? Ты тоже обвиняешь во всём меня? Поэтому я тут?! — сгребаю на его груди футболку и не отрываясь смотрю в глаза. — А может, ты хочешь прикончить меня как-то изощрённо… или не-ет — мечтаешь, что я сойду с ума и сама возьмусь за лезвие? Ты этого добиваешься?!
— Дура.
— Сам ты сраный повёрнутый психопат! — замахиваюсь для удара, но он перехватывает на лету мою руку. То же происходит и со второй.
— Я не виновата в том, что она сделала, понятно? Я не любила её, да, она была моей соперницей, но я не желала ей смерти! Мне правда жаль, что так вышло, но не я виновата в этом всём, и тем более в этом не виноват Миша! Господи… — утыкаюсь лбом в грудь Кая и ловлю губами горячие слёзы, — неужели она это и правда из-за нас…
— Вы ни в чём не виноваты, — он гладит меня по волосам, и его шепот, такой спокойный, умиротворённый, вызывает новую волну слёз. — Мой отец — форменный подонок, он третировал маму всю жизнь, относился к ней как к мебели, а она просто терпела, потому что любила. Любила вопреки всему. Такой уж она была. А связь отца с тобой была неизбежна, это понимал и я, и она. Не ты, так другая, он всё равно бы нашёл себе кого-то, такова его натура, он не умеет любить, только подчинять. Ему всегда нужен кто-то, кто слабее его. Над кем он имеет власть.
— А ты, — поднимаю зарёванные глаза, пытаясь сквозь мутную пелену рассмотреть его лицо. — Какова твоя натура?
— Я похож на мать не только внешне.
Слёзы смазывают картину, но я вижу, как арктический холод его взгляда сменяется теплом.
— Я правда не виню тебя. И ты здесь не потому, что я хочу отомстить. Ни тебе, ни тем более Мише. Всё-таки он мой младший брат.
Воспоминания о сыне отзываются в животе болезненным спазмом. Чем я думала, когда глотала эти чёртовы таблетки? А вдруг что-то бы пошло не так, а если бы Кай не успел…
— С кем он сейчас?
— Я нанял для него няню. Одну из лучших. Не бойся, он в надёжных руках.
Няня. Это не его подельница или любовница. Какая же я идиотка…
Какое-то время мы стоим молча, обнимая друг друга. Как пара влюблённых, которая бурно повздорила и сейчас замаливает друг перед другом несущественные грехи. Словно не он держал меня прикованной наручниками к кровати, словно не я прятала вилку, мечтая вонзить её в его шею…
