Блядство.
Превозмогая накатившую слабость, кое-как поднимаюсь на ноги и, чтобы не упасть, цепляюсь рукой за край трельяжа. Перед глазами всё плывёт, сердце колотится так, словно я без остановки преодолела марафон на длинную дистанцию.
Ледяной пот застилает глаза, тошнит, но спазмов нет, и разве это нормально, что организм не исторгает яд? Почему меня не рвёт?
И тут мне становится страшно. Впервые, по-настоящему. Я вдруг осознаю, что только что натворила — позволила эмоциям и злости взять верх над разумом. Я не умру, нет, но рискую превратиться в полукалеку и сочный стейк смогу разве что смотреть на картинке.
Я же не умру? От такой дозы ведь не умирают?..
Качнувшись назад, едва не падаю — цепляюсь свободной рукой за угол комода, сбивая поднос с ужином. Еда с грохотом летит на пол, ступня в чём-то холодном и липком.
План дрянь, полная! Где были мои куриные мозги?
В панике пытаюсь залтолкать трясущиеся пальцы в рот, но ничего не выходит — сухие спазмы царапают горло и на этом всё. Меня не рвёт!
Неужели я умру вот так нелепо? Господи, какая же я кретинка!
Тем временем тошнота стала невыносимой, меня мелко трясёт, и кажется, я вот-вот обделаюсь. Хороша будет картина — в блевотине и дерьме, после этого он точно меня отпустит.
Сухие губы растягиваются в улыбке, и я тут же морщусь от очередного спама.
Голова гудит так, словно туда запустили рой пчёл: они летают, жужжат, кружат в моей черепной коробке, но почему-то жалят желудок.
Сколько же прошло времени? Минута? Пять? Час? Я потеряла ориентацию и способность мыслить логически, но первобытное чувство не даёт мне отключиться — это чувство страха. Я боюсь! Боюсь до дрожи в коленях, до умопомрачения.
При передозировке: тошнота, рвота, галлюцинации, повышение артериального давления, желудочное кровотечение, острая гипоксия, кома.
Кома.
Эй, я не планировала умирать! Это же была просто глупая шутка!
Я хочу помочь себе хоть чем-то, но не могу — перед глазами всё плывёт, мне больно, страшно и плохо. Я хочу кричать, но не могу, связки как будто утратили свою мощь. Только жалкий шёпот…
Ну же, Кай! Умоляю, приди! Спаси меня! Кай!
— Наташа… — раздаётся за спиной, и я, качнувшись, оборачиваюсь. Как в замедленной съёмке вижу его…
Я не знаю, что именно он увидел перед собой, но спустя мгновение раздаётся грохот — это полетел на пол мой красиво расставленный на подносе завтрак.
Кай подлетает ко мне, и вот уже моё скованное прежде запястье свободно, кисть безвольно болтается вдоль тела…
Куда-то меня несёт… Холодный фаянс к груди… Два его пальца глубоко в глотке, и вот я уже захлёбываюсь в собственной рвоте.
— Сколько их было?.. — доносится откуда-то издалека.
Кого их и где было?.. О чём он…
— Сколько их было?! Таблеток!!!
А, таблеток…
— Девять… — выблёвываю цифру и тут же остатки скудного ужина.
Он молчит, удерживая мои волосы в кулаке над затылком.
Первая мысль — какой позор, и вторая — как хорошо, что я не жевала эти долбанные пилюли. Сквозь застилающие глаза слёзы вижу в унитазе, в остатках вчерашнего ужина белые вкрапления. Рассосаться до конца не успели, жить буду. Наверное…
И чем я только думала? Овца-а…
— И чем ты только думала? — озвучивает он мои мысли, чему я даже не удивлена. Он произносит это не со злостью, скорее с осуждением, словно строгий папа журит восьмиклассницу-дочь за найденную в рюкзаке травку.
— Иди нахрен, — хриплю между затухающими спазмами.
Меня хватает только на это и на мысль, что я в очередной раз глупо облажалась. Страх медленно уходит, уступая место стыду и чувству всепоглощающей благодарности, что он всё-таки пришёл и не позволил мне сдохнуть.
Часть 24
* * *
Открываю глаза и вижу перед собой сосредоточенное лицо Кая: он сидит в придвинутом к кровати кресле и, сцепив пальцы в плотный замок, смотрит на меня. В жёлтом свете ночника он выглядит совсем юным, но разве могут у юнца быть такие широкие плечи и такой умный взгляд?..
— Всё ясно, я в аду, — разлепляю сухие губы и перевожу глаза на стойку капельницы. Мне в вену вставлена "бабочка", и по прозрачной трубке мерно капает какое-то лекарство.
— Это что ещё за хрень такая?
— Это то, что поможет тебе дальше жить долго и счастливо. И, главное, у тебя будут две нормальные работающие почки.
— А ты, типа, врач?
— Ну, я знаю немало, в разных областях. Лежи, — он мягко кладёт на мою грудь ладонь и не даёт подняться. Это не приказ, скорее просьба, и я не хочу с ним спорить. Устраиваюсь удобнее и понимаю, что чувствую себя вполне сносно: голова почти не болит, нет тошноты и, что совсем странно, я даже чувствую голод.
— Тебе повезло, что таблетки не успели до конца рассосаться, видимо, прошло совсем немного времени. Большого вреда они принести не успели, но всё-таки нужно понаблюдать пару дней за состоянием, — вводит в курс дела тоном знающего врача. Он уверен в себе и спокоен, и он был таким с самого начала: действовал чётко, словно спасать идиоток-фальшсуицидниц у него нормальная практика. — Зачем ты это сделала? — уже другой тон — участливый и явно небезразличный. И этот поражающий своей глубиной взгляд… Он смотрит не как двадцатилетний парень, нет, в его взгляде читается мудрость и ошеломительная усталость. Смотреть так в его возрасте просто невозможно.
— Ты же не хотела уйти из жизни, — не вопрос — утверждение.
— Нет. — Честный ответ.
— Тогда зачем?
Он подаётся вперёд и, сложив пальцы домиком, кладёт локти на колени. Между бровей залегла глубокая складка, он расстроен, обескуражен, озабочен… Он напуган.
— А если бы я не пришёл? Если бы меня что-то отвлекло или я бы элементарно проспал? — практически шепчет.
— Ничего, нашёл бы себе новую жертву, — хриплю, отворачиваясь. Горло саднит и немного дрожат руки, но в целом всё довольно неплохо, учитывая, что именно я не так давно чуть не сделала.
