Часть 19
* * *
В немом изумлении мальчик смотрит на меня, я на него, и только я выхожу из анабиоза и пытаюсь что-то сказать, как конопатое лицо исчезает, скрываясь за карнизом.
— Мальчик! Мальчик!!! Постой! Эй! Вернись! Вернись же!
Поднявшись на колени, кричу, надеясь снова увидеть в окне маленькое солнышко. Лучик моего спасения. Я зову его очень долго, но его больше нет. Он ушёл. Он испугался и ушёл.
Только сейчас до меня доходит, что именно увидел ребёнок: рыдающая полуголая тётка, прикованная наручником к кровати. А если он ещё слышал, что я тут кричала…
Господи! Бедный малыш. Ему же лет десять, не больше.
Внутри меня просыпается мать, и я ощущаю огромный груз ответственности за неокрепшую детскую психику.
Да, разумеется, это вышло не специально, я и подумать не могла, что где-то поблизости есть дети. Да я даже не могла помыслить, что где-то здесь вообще есть хоть какие-то люди! Я так долго кричала, так долго звала на помощь — и ни единого намёка на то, что была услышанной. И тут такое…
Кто он? Откуда? Слышал ли он мои крики? И что именно он слышал? Расскажет ли он об этом своим родителям? Он слишком маленький, он не может быть здесь совсем один.
А вдруг он в свойственной всем детям манере решит промолчать? Например, от страха, что его будут ругать за то, что он заглядывает в чужие окна?
Нет, он должен кому-то рассказать. Он — моё призрачное спасение!
А если… если он беспризорник? Или ребёнок алкоголиков, которым нет дела, где и как проводит время их чадо? Может, мальчишка ошивался здесь в надежде обчистить казалось бы пустующий дом, и увиденное его совсем не шокировало, потому что он в своей маленькой жизни видел вещи и похлеще.
К тому же я как-никак, но всё-таки одета, а наручник сквозь пыльное стекло он вообще мог не увидеть.
Кто же он такой?!..
Размышляя об этом, я просидела так ещё несколько часов (или минут?), а потом услышала торопливый топот ног и поворот ключа.
Кай буквально вбегает в комнату — взмыленный и явно рассерженный. Синие глаза пылают гневом, таким я его ещё не видела.
Не говоря ни слова, он рывком раскрывает верхний ящик комода, достаёт оттуда шёлковый халат, совсем слегка уступающий в скромности сорочке, и бросает мне его на колени.
— Одевайся! Быстро!
— Как? — тяну руку с браслетом, и он, выругавшись под нос, лезет в задний карман джинсов, извлекая оттуда крошечный ключ. Не слишком ласково схватив моё предплечье, освобождает от наручников и сам торопливо продевает мои руки в прорези халата.
— Ты хоть иногда думаешь своей головой? Хотя бы иногда? Стоило мне уехать на какие-то пару часов закупить продуктов, как ты тут же воспользовалась моментом и наворотила дел.
— Да что случилось?! — на моей талии руками Кая туго затягивается шёлковый пояс. Признаться — мне до чёртиков страшно видеть его вот таким.
— Ты что, звала на помощь? — смотрит пристально мне в глаза, и в его зрачках плещется неприкрытое недовольство. — Звала, зная, что здесь никого поблизости нет?
— Выходит, что есть! — шиплю, набираясь решимости. — Ты обманул меня!
— Нет, Натали, здесь никого нет! За хренналион километров нет ни одного жилого дома! — словно на непослушном ребёнке поправляет на мне халат: одёргивает полы, целомудренно прикрывает грудь.
— Но этот мальчишка же откуда-то здесь взялся!
— Этот мальчишка оказался здесь совершенно случайно! Его родители — путешественники, они проезжали мимо по трассе, у них лопнуло колесо, и пока рукодельный папаша ставил запаску, мальчишка выпросил велосипед и поехал кататься по тропинке. Прямиком к нашему дому. Потом он услышал какие-то крики, бросил велосипед, перелез через забор и забрался по пожарной лестнице на второй этаж. И увидел тебя! Он ничего не понял, но наручники всё-таки заметил.
— Снова врёшь? — щурюсь, пытаясь прочесть в его глазах блеф.
— Нет. Я не вру. Я вообще никогда не вру! Но мне не нужны эти проблемы, понимаешь? И тебе они тоже не нужны, — он стискивает руками мои плечи и тоном, от которого у меня по спине поползли мурашки, шепчет: — Его родители сейчас здесь, на улице, за дверью. Сейчас ты спустишься и со смущённой улыбкой скажешь им, что мы молодожёны, практикующие БДСМ.
— Чего-о? Ты совсем рехнулся? — дёргаю плечом, пытаясь вырваться из его мёртвой хватки, но он лишь сильнее стискивает пальцы:
— Ты сейчас пойдёшь и скажешь это, Натали, — медленно, чуть ли не по слогам.
— Нет! Как только я перешагну порог этой комнаты, я сразу же побегу звать на помощь! — смотрю на него не менее жёстко. В крови плещется ядом адреналин, я чувствую свою власть. Наконец-то мы поменялись местами.
Он отпускает мои руки и нарочито безразлично дёргает плечом:
— Делай как знаешь, но не забывай, что у меня твой сын. Всего один звонок…
Вот сейчас он точно блефует! Я знаю это, чувствую, вижу по его глазам. Просто бьёт сразу туда, где точно больно.
А вдруг всё-таки нет? Вдруг?! Проверять, рискуя жизнью Миши? Без вариантов.
Он снова положил меня на лопатки. Он охотник. Я жертва. У него мой ребёнок. Он прав.
— Пошли. Я скажу всё, что ты хочешь, — цежу сквозь зубы и решительно иду на выход. Сейчас я увижу, что же за пределами моей клетки…
— Подожди, — он ловит меня за руку и поворачивает к себе. Взгляд снова стал другим: раздражения больше нет, есть какая-то нерешительность и даже… испуг?
Психопат напуган? Но чем?
— Возможно, сейчас ты узнаешь… догадаешься, кто я. Но все вопросы потом, хорошо? После того, как они уйдут. Я всё тебе расскажу, и ты поймёшь меня. Должна понять. Но всё это потом, после.
Он быстро облизывает красивые губы и тяжело дышит через нос. Он взволнован. Он уязвим. Глаза лихорадочно мечутся по моему лицу.
Что же там такое, за этой дверью?
— Хорошо, — медленно киваю, пугаясь его нового. Меня не радуют эти метаморфозы. Ох как не радуют. — Я поняла. После того, как они уйдут, ты мне всё расскажешь.
