– Мы теряем время! Вы покрываете преступника, убит человек!
– Человек? Убитого здесь человеком не считали. Я вела репортажи с его суда. Видела плачущих девочек, которых он… Знаете, кого он растлевал? Интернатовских. А почему? Они слабые. Беззащитные. Вступиться некому.
– Письмо анонимное?
– С подписью. Вы ее видели. В троллейбусе. На стекле.
– Знаете, как она расшифровывается?
– Нет.
– Ты меня не поймаешь. Мы его не можем поймать. Из-за таких, как вы.
– Да вы никого поймать не можете. А если ловите – отпускаете. Он вашу работу делает. Не верите мне – спросите людей на улице, за кого они – за него или за… урода этого. Да они этому ТМНП в ноги поклонятся. И я в том числе.
Фотография Колосова на стене. В квартире идет обыск. Оперативники проверяют все, вытряхивают книги, ящики стола.
– В компьютере переписка. С пятнадцатилетней девочкой. Он ей предлагал… встретиться. За деньги.
Худой наклоняется к компьютеру, на столе – порножурнал, и он секунду позволяет себе эмоцию, брезгливо отшвыр-нув его со стола. Читает из мессенджера:
– Троллейбус шестьдесят четыре, в двадцать три тридцать… Он его выманил.
– Тут еще… порнография. Детская.
Худой гневно сжимает губы.
– Почему его выпустили?..
Пауза. Следаки молчат, переглядываются.
– Почему не посадили?!! Вы же местные, вы знаете, хрена вы молчите?!
– Ну… у него вроде родич в Москве, в прокуратуре…
– И что?!
– Да что вы на нас орете, сами знаете, как все устроено!.. Кому-то денег дали, кому-то пригрозили… Ну… Сказали, что не было ничего, дети все выдумали…
Худой обводит рукой комнату.
– Это тоже дети выдумали?.. А?..
Есеня останавливает машину у офисного здания, через дорогу. Это только так говорится – телецентр, на самом деле обычное присутственное место, красная кирпичная коробка, где кроме телевидения сидят еще с десяток контор. Меглин на пассажирском, Вера – сзади, в переноске. У Меглина дрожит рука. Гримаса дергает щеку. Испарина.
– Иди…
– А ты?
– А я не пойду.
– Почему?
Он смотрит на нее почти с ненавистью.
– Метеочувствительный я!.. Атмосферный фронт без осадков!..
В это время ведущая выходит через прозрачную дверь и идет к стоянке.
– Иди!..
Есеня смотрит на дочь, на Меглина – и выходит. Торопливо пересекает дорогу и идет к ведущей. Ведущая подходит к машине, открывает ее, когда сзади ее окликают:
– Майя Сагалова? Есеня Стеклова, Следственный комитет.
Судорога боли простреливает голову Меглина. Он вскрикивает, держится за висок, падает лбом на приборную панель.
– Тяжко?..
Меглин поднимает голову. Слезящимися глазами видит в зеркале заднего вида мальчика – рядом с автокреслом Веры.
– Посиди с ней… Я быстро…
Меглин открывает дверь и вываливается из машины. Ведущая бросает короткий взгляд на удостоверение Есени.
– Я уже все рассказала.
– Не мне.
– Я сейчас не могу…
Пытается открыть дверь, Есеня закрывает ее.
– Уверена, минуту найдете.
– Вы мне угрожаете?
– Угрожать долго, у меня времени нет.
Она хватает ее за волосы и бьет об машину. Ведущая с криком падает. На стоянке никого, и их никто не видит.
– Говори.
Меглина трясет. Как и испуганную девушку-провизора по другую сторону, за прилавком, в который Меглин вцепился, чтоб не так трясло.
– Милая. Мне от головы. Чего-нибудь.
– А что у вас с головой?..
– Болит…
– Вот болеутоляющие у нас… Спазмалгон… Баралгин…
Показывает на прилавок. Меглин отрицательно качает головой.
– А покруче? Так, чтоб… тапки слетали!..
– Покруче – по рецепту.
– Но ведь есть, да?.. Есть?!
Крик из аптеки. Вой сигнализации. Звук разбитого стекла. Из магазина рядом выходил с пакетом с газировкой и батоном патрульный мент. Увидел движение в аптеке, бросил бутылку, выхватил пистолет, быстро пошел навстречу выходящему из аптеки, распихивающему упаковки таблеток по карманам, высыпающему из пузырька в рот – Меглину.
– Стоять!.. Руки!..
Меглин поднимает руки и останавливается.
– Стою. Руки. Дальше?
Резкий звук тормозящих шин за спиной мента – он оборачивается, на секунду потеряв контроль над ситуацией, и Меглин, пользуясь этим, шагает вперед – и вырубает его. Есеня на полной скорости мчится по улице города.
– Ты ее бросил?! Просто бросил!
– С ней… пацан остался…
– Какой пацан?!
Меглин оглядывается – сзади никого, кроме девочки. Меглин выглядит потерянным.
– Прости… Прости…
Есеня от злости почти плачет.
– Ты сумасшедший!.. Как я тебе верить могу?!
Он качает головой, испуганно глядя в никуда, словно и сам не знает, как это возможно – верить ему.
На совещании – Худой и Самарин. Худой протягивает Самарину пакет с уликой из дела.
– Что это?
– Чай. Цветки липы. Нашли в автобусе, на сиденье.
Самарин пожимает плечами, мол, и что?
– Липа. Символ Липецка. Два года назад Меглин убил липецкого душителя. В троллейбусе. Ножом.
– Он повторяет свое убийство? Цитирует сам себя?
– Мы пока не знаем, он ли это.
– Меглин и Стеклова считают себя несправедливо отстраненными от дела. Что ж. Они взяли дело в свои руки. Им не нужен мандат на насилие и справедливость. Они сами справедливость. Меглин как бы говорит нам: я делаю все то же самое. Что изменилось? В чем проблема?
– Видимо, он и Стеклову на этом развел.
– Они выступают народными мстителями. Изначально выгодная ситуация. Поэтому они привлекают медиа. Публика их полюбит.
– Наш уважаемый специалист считает, нас ждет волна убийств.
– В условиях переизбытка информации нужно поддерживать тему в тренде, постоянно давая новые инфоповоды. Чтобы выработалась привычка. Чтоб их ждали. Я думаю, они будут убивать каждый день. К утренним новостям.
У Худого звонит телефон.
– Слушаю… Выезжаю… Меглин… только что аптеку в городе ограбил.
