– Да… Я не могу… Женя, не надо, нет!..
Меглин оборачивается. Есеня вскидывает пистолет и стреляет в него. Меглин падает в траву.
– Отпусти ее! Отпусти ее!!
Она плачет. Опускается без сил на землю. Из травы, как испуганный суслик, поднимает голову Меглин. Прибегает охрана, раздаются крики: «Лежать! Руки за голову!» Меглин ложится, руки на голове.
– Тихо!.. Все нормально… Тихо… Это я… случайно…
Есеня и Меглин сидят под деревом у края леса. Охрана тем же кольцом – по периметру.
– Он куда-то ее увез, я не знаю куда. Он… бил ее!.. Он сказал, сделает ей больно, если я…
– Врет. Какой бы он ни был, а все же человек. Он ничего ей не сделает. Ребенку своему…
Есеня качает головой. И Меглин впервые в жизни чувствует ужас, догадываясь, что скажет Есеня еще до того, как она заговорит.
– Нет… Нет…
– Я не уверена. Я не знаю точно, чья она.
Самарин доливает воду из бутылки в пластиковый стакан, прервав рассказ. Хватило на половину, вода закончилась. Двигает по столу Есене.
И рыбы поднимались по реке,
И небо развернулось пред глазами,
Когда судьба по следу шла за нами,
Как сумасшедший. С бритвою в руке.
Когда ты ему это сказала. Ты дала ему бритву.
Глава 14
После слов Есени повисла тяжелая, гнетущая тишина. Есеня смотрит на Меглина в ожидании его реакции. Меглин, не глядя на нее, поднимается, снова проходит на поляну, на которой останавливались свидетели, опускается на колени. Трет между пальцев золу от костра.
– Ты… слышал, что я сказала? Родион?
Меглин предпочитает игнорировать вопрос, сосредоточившись на осмотре места.
– Отсюда они все видели… В спешке собирались… Это хорошо, мусор не убрали… Здесь палатка стояла… Трава примята. Здесь – машина, видишь?.. Большая, не легковая…
Меглин находит в кустах пакеты с мусором, роется в них.
– Мусор. Все про человека рассказывает… Как отпечатки. Только лучше…
Поднимает пустую бутылку вина, нюхает, крутит брезгливо.
– Вино… сладкое. Только она пила. Он не мог. За рулем, значит, был…
– А может, больной?
– Больные тоже пьют, только в путь… Возьми хоть меня.
Увидев что-то, Меглин смеется. Находит вскрытую коробку из-под презервативов, с улыбкой демонстрирует Есене.
– Наш точно не больной, а очень даже здоровый! Любовь!..
– Ты не ответил…
Меглин кивает, дескать, знаю я. Трет бороду, дергает головой.
– У тебя… есть?
– Нет. Могу у Бергича попросить, но это в Москву надо…
– Нет, нет!.. Не надо… Подумал – вдруг есть. А выпить?
Она, криво усмехнувшись, качает головой.
– Как он их замораживает? Сидя? Ни в какой холодильник человек так не влезет. Ищи морозильные лари. Большие. Промышленные.
– Почему иностранцы?
– Так мы же. Любим их. Себя не любим. А их любим. А они нас нет. Ну скажи. Как не сжечь. За такое?
Меглин уходит вниз, к полю.
Надя устроила праздник по случаю солнечного дня. Она в солнечных очках, сидит в инвалидной коляске на одном конце площадки перед гостиницей. Она, как всегда, одета слишком тепло для летнего дня, а колени прикрыты клетчатым пледом. По площадке расставлены оранжевые дорожные конусы. На другой стороне площадки, на лавке – бутылка вина с надетым сверху пластиковым стаканчиком. Из остановившегося у гостиницы фургона выходит сначала Есеня, следом за ней конвоиры выводят Меглина в наручниках. Надя смотрит удивленно, через дужку очков.
– Ты правда вдохнула жизнь в это тихое место, подруга…
– Чем занимаешься?
– Пьяная игра.
– С кем?
– Сама с собой, как в шахматы. Не осуждай – развлекаюсь, как могу, клиентов нет.
Меглин видит бутылку.
– Правила какие?
– Кто доедет до бутылки, не сбив колпачка, тому стакан.
Меглин вытягивает руки в наручниках – Есеня снимает их.
– Эй…
– Далеко он на ней уедет?
Меглин садится в коляску и отъезжает. Есеня смотрит на облупившуюся надпись белой краской на спинке кресла.
– ПНД 4?
– Угу. Что как бы много обо мне говорит.
Смотрит на Есеню, та не понимает шутки.
– Не въезжаешь? А, ты не местная. Психоневрологический диспансер четыре, областной. Гена там работал раньше, пока не закрыли…
Меглин, добравшись до бутылки, осушает один стакан и следом наливает второй.
– Обратно так же проедусь!
Следом за Надей Есеня и Меглин входят в пустую гостиницу. Есеня жестом останавливает конвойных, которые хотят войти следом. Они недовольны, но подчиняются.
– Народу всегда мало?
– Скоро подтянутся. Не сезон.
– А когда сезон?
– Со следующей недели. Фестиваль калача!
– Так себе хоромы-то… Где еще останавливаются? Гости заморские?
– Только здесь. Гостиница одна в городе.
– Как так? Красоты Севера – в полный рост. Фестиваль калача. А гостиница одна.
Надя молчит, глядя на них так, словно ей есть что сказать, но она боится.
– Это Широкова гостиница.
– Начальника полиции?
– Жены его. Бизнес не шибко прибыльный, поэтому у конкурентов то клопов найдут, то проводку неисправную. Ну, вы понимаете.
– Как найти ее?
– Жену? Далеко искать придется. В Германии она. Уже год. Отдыхает от трудов непосильных.
Меглин и Есеня переглядываются.
– Надь… Давно здесь работаешь?
– Пару лет. А что?
– При тебе люди пропадали? Иностранцы?
– Нет… Я бы сказала…
– А так, чтоб уехал резко. Вот был, сидел, ужинал сосисками, а утром нет. Ни привета, ни ответа. – Меглин внимательно смотрит на Надю.
– Стойте… Да, в апреле прошлого года, девятого числа итальянец ночью съехал, внезапно, я утром выхожу – его нет, номер чистый…
– И прям дату запомнила?
– У Гены день рожденья десятого, я отпросилась…
– А кто дежурил в ту ночь?
– Тамара и дежурила. Широкова жена.
Есеня смотрит на Меглина – кажется, напали на след. Он кивает на ополовиненную бутылку в руках у Нади.
