– Лучше…
Он смотрит на таблетки, оставленные Софьей Зиновьевной на столе. Она ловит его взгляд.
– Уезжай. Далеко. Чтобы никто не знал, где ты. Я чтоб не знала. Подальше от всех. И от нее. Ладно? Хватит других спасать, Родион. Сам спасайся.
На экране пресс-секретарь Владимирского СК отвечает на вопросы телевизионщиков. За ее спиной на втором плане проходят к машине Зуев и Есеня.
– Телефон дашь?.. – Меглин спокойно смотрит на женщину.
Женя бросает на стол Худого папку. Тот смотрит на него удивленно.
– Карта Меглина. Медицинская. Он калека, считай. Как ходит – уже загадка!
– Порадуемся за него?..
– Как он может столько дней. Без дома. Без друзей. Без дозы. Он или сдох и где-то валяется, гниет…
– Вариант, кстати…
– Или кто-то помогает ему…
– Сам говоришь, друзей нет.
– Не друг. Товарищ по несчастью. Наш. Так он их называл.
Худой поводит плечами – и что, мол?
– Не поверю никогда, что вы его без слежки выпустили. Ага. Есене доверили. Серийного убийцу с сорванной кукушкой. Не в вашем стиле поступок, вы сто пудов перекрылись.
– Ты наглеешь, потому что увольняешься?
– Можете и уволить, конечно. Но кто вам тогда поможет?
– Первую неделю их вели. Никто к нему не ходил. Кроме этой, учительницы. Но ты же ее проверил, говоришь.
– Плохо, значит, проверил. Исправлюсь.
Софья Зиновьевна выходит из подъезда, почти сразу ее берут под руки двое крепких мужчин. Один оказывает корочки:
– Побеседуем?
Второй быстро проверяет ее сумочку. Вытягивает ключи.
– И за квартирой присмотрим.
Ей не дают возразить – усаживают в ждущую машину, которая тут же увозит ее. Мужчины с ключами направляются к подъезду. Они входят в квартиру. Оружие наготове. В глубине квартиры работает телевизор. Мужчины обмениваются знаками и продвигаются по квартире. Заходят и направляют оружие на кресло – стоит спиной ко входу. На блюдце конфеты. Чашка с чаем.
Один обходит кресло. Пусто.
– Запускайте экспертов – пусть пальцы ищут.
Женя заходит к Софье Зиновьевне.
– Извините, что заставил ждать. У вас в квартире, кстати, телевизор не был выключен.
– Выключили?
– Да.
– Слава богу. Спасибо. Возраст…
Женя улыбается вежливо. Встает. Ходит за спиной женщины, она не видит его, но чувствует его присутствие.
– Интересная у вас квартира. Эксперты осмотрели ее. Тщательно. И ничего не нашли. Буквально. Идеальная чистота. Каждый день убираетесь или каждый час?
– У меня ОКР. Обсессивно-компульсивное расстройство. Знаете, что это? Вот у вас воротник рубашки несвежий, и вам ничего. А мне плохо. Как, знаете, камешек в туфле.
– Меглина зачем прятали?
– Юноша, я телевизор не выключаю. Я если кого и спрятала, то забыла уже. А вы до такой уже степени отчаяния дошли? Пенсионеров хватаете?
– В первую неделю. Как его выпустили. Вы были у него трижды.
– Я б и одним обошлась, уверяю вас. Но вы его в такой клоповник засунули. Самим-то не стыдно?
– Хотите сказать, вы у него убирались?
– Именно. Это не прихоть, молодой человек, это болезнь, почитайте в интернете. Я бы с радостью этого не делала, но не могу.
– Где он, как думаете?
– Ну, откуда же мне знать…
– Как спится по ночам? Вы же педагог. А покрываете преступника.
– За Родионом не уследишь. Сегодня преступник, завтра герой, потом опять по новой.
– Он опасен.
– Знаете, как я в классе говорю? Если все сделал правильно – бояться нечего. Вот вы – все сделали правильно?
Женя несколько секунд смотрит на нее: взвешивает, может ли ей быть что-то известно? Проходит и открывает дверь допросной.
– Спасибо, что уделили время. Не уезжайте из города. Вспомните что-то – дайте знать.
Меглин сидит на остановке. Прикладывается к бутылке красного. На лавочке с ним – мальчик и женщина. Меглин достает из кармана пачку таблеток, осталось три.
– Надолго не хватит. Тебя это не парит?
Меглин смотрит на него мутным взглядом. Бросает блистер в урну.
– Теперь нет.
Женщина косится на него. Но молчит.
– И кому ты хуже сделал?
– И то правда.
Женщина отодвигается.
– Меглин. Ты же помирал вчера!
– Что ты от меня хочешь, ненормальный я.
Отхлебывает вино. Женщина встает, отходит от греха.
– Бухать не выход.
– Очень даже выход. Сто миллионов алкашей не могут ошибаться. И вообще. Алкаш святой человек… С Богом говорит.
– Ага, после того, как преставится. Вместе со всей сотней лямов таких же.
Перед остановкой тормозит старая машина. Из кабины выходит Ивашев. Лицо расплывается в улыбке.
– Родион Викторович!.. Дайте я вас обниму, дорогой мой человек!..
Ивашев посматривает на Меглина с улыбкой.
– Опять вы меня спасли. Они ведь меня убить хотели. В камере. А я смерти не боялся, нет. После пятидесяти в жизни мало за что цепляться. Все понятно уже, дальше – только хуже. Об одном жалел.
Смотрит на Меглина серьезнее.
– Что не познал. Как это.
– Как с бухлом. Процесс прикольный, а потом стыдно. И противно. Только с похмельем – переболеешь, а тут на всю жизнь.
– Вот вы мне и раньше говорили, как такое с собой таскать. Такую-то образину. А ежели помирать срок вышел, так, может, и ничего? Если гада какого-нибудь выбрать, педофила там? Может, в плюс зачтут?
– Я тебя спас?
– Два раза.
– Значит, ты мне должен. Не трогай никого.
Складывает руки на груди. Закрывает глаза.
– Во Владимире разбудишь.
Директор школы, мужчина под шестьдесят, идет по коридору школы. Зуев – за ними.
– Да ну что вы, мы же все решили уже, претензий не имеем, и вообще, я считаю, его по-человечески можно понять…
– Ну, мы тоже хотим понять. Может, вы подробней расскажете?
Директор зачем-то смотрит на Зуева, он кивает, давай, мол.
– Попов Вадим Виталич… Девочка его в нашей школе училась и… умерла. Прямо на уроке физкультуры. Сердце. Никто не виноват, просто… так случается. Наследственность, организм там… Но у него как крышу сорвало… Сейчас сами увидите, мы его уже вызвали, ждет вас. Лучше было бы в моем кабинете поговорить, конечно. Зачем его сюда?
