Меглин торопливо кивает. Есеня достает наручники, но не пристегивает его, когда он подает руки. Убирает их и достает из сумки одежду и белье, бросает на кровать.
– Одежда чистая…
Меглин сразу снимает футболку, и она видит шрам под его сердцем. Он ловит ее взгляд.
– Там чисто! Я тоже сначала подумал, но я прощупал, я бы почувствовал. Если б во мне что-то…
Есеня кивает, соглашаясь с ним. Достает из своей сумки тот самый меглинский плащ, заботливо свернутый. Протягивает Меглину.
– Это твой. Я… приеду завтра.
Меглин надевает плащ, словно примеряя на себя прежний образ. Подходит к окну. Видит, как Есеня садится в машину и отъезжает. Машина Есени с выключенными фарами стоит в месте, откуда виден вход в ангар, но сама машина не видна в темноте. Есеня отодвинула сиденье назад, сложила руки на груди и наблюдает за ангаром. Звонит ее телефон. На экране Женя. Она сбрасывает вызов. Есеню будит ее телефон. Она смотрит на дисплей. Номер не определен.
– Слушаю…
– Команда снова в деле. Красавцы. Наблюдал за вами со стороны – чуть не прослезился. Скажи честно – соскучилась? Я так очень.
Напряженно слушая, Есеня достала карандаш и записала в блокнот его слова.
– Ай да Меглин. Ай да молодец… Хотя в глубине души я никогда не верил, что он мертв.
– Ну да, ты всегда все знал. Кто б сомневался.
– Нет, правда. Он не мог просто уйти. Мы ведь не закончили.
– Чего?
– Знаешь, что ждет альпиниста на вершине Эвереста? Скука. Покорять больше нечего. Мне было скучно, Есеня. Здорово, что он вернулся.
– Что тебе от него нужно?
– Как всегда. Сыграть.
– Во что?
– Скоро узнаешь.
– Когда начнем?
– А мы уже начали.
Самарин, делавший пометки в блокноте по ходу рассказа Есени, поднял карандаш, прервав девушку, снова вырывая ее из воспоминаний.
– И у вас не было подозрений?
– Каких?
– Что вас используют. Что все это – просто масштабная манипуляция?
Глава 3. Рожденному в темноте не нужен свет, чтобы видеть дорогу
В квартире Деминой под рукой художника, в перчатке, с зажатым мелком – на стене возникает картина. Ребенок. Домик. Дорога. Дятел на дереве. Все – в стиле наивного искусства, упрощенно, но при этом точно и узнаваемо. У ног – мелки, спрей с лаком. Закончив, человек снимает респиратор, очки, раздевается. Мертвая женщина лежит на расстеленном целлофане на полу. Она словно часть картины. На углу целлофанового листа лежат окровавленные медицинские инструменты. Реберные кусачки. Ретрактор. Скальпели. Пила.
Есеня внезапно возвращается из своих мыслей, как будто из видений. Допросная была комнатой без окон. Два картонных стакана кофе на столе. Самарин подвинул один Есене. Она взяла стаканчик, ее руки скованы наручниками.
– Знаете, что такое стокгольмский синдром?
– Симпатия заложника к террористу.
– В узком смысле. В широком – симпатия жертвы к преступнику.
– Вы думаете, я стала его жертвой? Меглин не преступник.
– Или он хочет, чтоб вы так думали.
– Знаете что? Давайте заканчивать…
– Что?
– Разговор этот. Теряем время. Вам все уже ясно. Вы ждете признания. Его не будет. Ведите меня в камеру или куда там. Или боитесь? Великий психолог не справился?
– Я хочу признания, потому что ситуация очевидна.
– Или кто-то хочет, чтобы она так выглядела.
Пауза.
– Есеня, я на вашей стороне. У меня нет готового вывода. Убедите меня в своей правоте – я помогу вам. Но если прав я…
Он умолкает, считая продолжение понятным.
– Идет.
Самарин достает фото из дела. Рисунок мелками на стене. Двигает Есене.
– Тогда продолжим.
Самарин садится удобнее на стуле и устремляет внимательный взгляд на девушку. Она продолжает рассказ.
Дом Меглина погружен во тьму. Кровать пуста. Он спит в углу, на полу. По блестящему от пота лицу пробегают судороги снящегося кошмара. Ему снится, как он стоит в темном замкнутом помещении вроде кладовки: снаружи в тонкую прорезь между дверью и половой доской – полоса света. За дверью – гулкие, как из-под воды – неразборчивые голоса. Мужской, женский.
Они ссорятся, пытаются друг друга перекричать, кричит ребенок, и Меглин, качая головой из стороны в сторону, будто отрицая что-то, отходит от двери. Резко проснувшись, Меглин сел, когда открылась входная дверь. Дикий, встревоженный взгляд, контролируемая паника – он не понимает, где он и что с ним, первое время. Он так и спал в своем старом плаще. Есеня прошла внутрь, закрыв дверь и выглянув в окно.
– Ты как?..
Меглин, помятый, с горящим взглядом, поднял вверх руку с оттопыренным большим пальцем, что не вязалось с его видом. Несколько раз кивнул, пытаясь энтузиазмом компенсировать шаткость утверждения, нервно чешет бороду. Есеня сделала вид, что верит.
– Супер. Давай заправимся… – и достала из рюкзака список, пакет с таблетками, положив все на стол.
Меглин сразу бросился к столу, выломал таблетки из блистеров прямо в рот.
– Эй, это много!.. Ты же не сможешь работать!!
Она отбирает у него таблетки, испуганно смотрит на блистер. Меглин быстро идет на кухню, запивает и оборачивается к Есене с открытым ртом.
– Больше сегодня не получишь!
У Есени звонит телефон. Она встревоженно смотрит на дисплей, но номер знакомый, отвечает с облегчением:
– Да… Нормально. Ну как нормально… Выезжаем.
После разговора, отключив телефон, смотрит на Меглина с раздражением.
– Собирайся.
Собравшись, они выходят из ангара, где теперь живет Родион. Молча садятся в машину. Есеня – за рулем. Смотрит в зеркало заднего вида – через окошко между салоном и кузовом ей виден Меглин.
В полной тишине они проехали всю дорогу. Прибыв на место преступления к дому Деминой, Есеня вышла из фургона и откатывает дверь. Меглин в прострации. Есеня забирается в фургон и расталкивает его.
– Выходи…
Он поднимает голову и смотрит на нее мутным взглядом, будто впервые увидел. Медленно выбирается из машины, щурясь на свет. У дома стоят полицейские машины, соседи, привлеченные любопытством и страхом. У соседнего подъезда припаркована машина курьерской службы доставки. Меглин, пошатнувшись, садится на ступеньку минивэна.
– Выпить есть?
– И что мне делать теперь с тобой? А?.. Ты понимаешь, что если результата не дашь – обратно поедешь? – Есеня злится.
