– Мы выросли, Рад. Давно взрослые. Да и тогда не совсем дети были, раз смогли ребёнка заделать. Да, твоя непосредственность подкупает, но иногда ты переходишь все границы. К тому же не умеешь слушать или слышать, когда тебе кто-то пытается сказать важные вещи. И прощение ты просить должна не у меня.
– Если ты об Иве, я попросила, – вздыхает она облегчённо. – Мы виделись недавно, разговаривали.
Ник заинтересованно косится на неё. Не всё потеряно!
– И как успехи?
– Отлично. Друг друга не поубивали, как видишь. И я выслушала её и услышала. Понимаю, почему вы рядом, но всё равно ревную, Ник. Не могу ничего с собой поделать. Это как третий лишний.
– Я не могу вышвырнуть её из квартиры и своей жизни лишь потому, что тебе приспичило. Ты человек. Я человек. Ива человек. Как-то нужно уметь контактировать с внешним миром, а не заставлять мир плясать под твою дудку.
– Я понимаю, – вздыхает Рада и машинально выбирает его любимые помидоры, а затем – рис особого сорта. Ещё нужна рыба. Ник предпочитает рыбу, а не мясо. – Но, может, ты не будешь столь суров?
– Если я не буду сопротивляться, ты из меня верёвки совьёшь, – накрывает он словно невзначай её ладонь своей. Это неожиданно приятно. Покалывание расходится по пальцам и бьёт под рёбра, спускается ниже, и Раде стоит большого труда не застонать от удовольствия. А ведь это простое касание. В нём нет ничего сексуального или провокационного.
– Это так плохо, да? – Ник не убирает руку, а она замирает, не желая, чтобы этот миг заканчивался. Рада стояла бы и стояла, плывя на волнах какого-то разноцветного моря. Так ей хорошо сейчас. Она чувствует тепло от тела Ника. Хочется глаза прикрыть и прислониться к боку. А ещё будет хорошо, если он её обнимет. Мечты, мечты…
– Не знаю, – честно признаётся Ник. – Временами хорошо, когда кто-то берёт ответственность на себя. А иногда кажется: это плохо, когда ты сам не способен принимать решения, сказать веское слово. Надо как-то уравновешивать эти вещи, чтобы не чувствовать себя потерянным индивидуумом.
– Я хочу, чтобы мы попробовали, – поднимает Рада на Ника глаза. – Жили вместе. Учились друг другу уступать. Спорили и мирились. Я хочу научиться слышать. А если вдруг уши мне заложит, ты обязательно вытрясешь из них всё ненужное.
– Ты уверена, Рада? Ведь назад пути не будет, – голос его становится низким. Вкусным, как кофе с мороженым и льдом.
– Путь назад есть всегда, – смотрит она Нику в глаза. Пристально, не отрываясь. – Но я не хочу назад. Хочу вперёд. С тобой. С нашей Никой. А может, бог даст нам и других детей – я бы хотела этого. Люблю тебя, Ник. Всегда любила.
Она не планировала говорить об этом в супермаркете. Но так пришлось. Среди шумной толпы и толкающихся людей. Рядом с фруктово-овощным рядом, где светятся сочно помидоры, огурцы, свёкла, а чуть дальше – краснобокие яблоки.
Ник выдыхает рвано и стискивает её руку. Раде кажется: она видит, как пульсируют от желания его губы. Жаждут прижаться, зацеловать её, подарить наслаждение.
– Пойдём домой, Рад, – говорит он просто, и льдинки в его голосе превращаются в расплавленный шоколад.
Так они и уходят – рука об руку, бросив корзину с неудавшимися покупками. Идут молча, впитывая волны, что идут от сердца к сердцу, от души в душу.
– Ко мне, – командует Рада, как только они садятся в машину. – У меня сегодня выходной и Ники нет дома.
– Подожди, моя генеральша, – бормочет Ник и наконец-то находит её губы. Жар пустыни. Живительный вкус родниковой воды. Невозможность напиться и оторваться.
– Нас сейчас оштрафуют за секс в машине, – ухмыляется Ник. Улыбка у него развратная и порочная. Глаза светятся. Кажется, ему плевать на штраф, но кто-то должен сохранять благоразумие.
– Никаких нарушений, – строго вычитывает ему Рада и тыкает пальцем в грудь. – Мы благопристойная семья, родители маленькой дочери и, возможно, уже сына.
– Ты уверена? – жмурится довольно этот невозможный мужчина.
Она не уверена, но должна же была проверить, как он отреагирует? Кажется, ему нравится эта идея.
– Пока нет. Поэтому я бы не прочь укрепить этот момент.
И время понеслось вскачь, пританцовывая на поворотах. А затем замерло, затаило дыхание, как и Рада с Ником. Она не знала ничего отчаяние того момента, когда соединились их тела. Он не знал ничего более полного, чем их слияние.
Мир сужается до одной-единственной точки. Прячет влюблённых. Погружает в дрёму действительность, чтобы подарить мужчине и женщине один экстаз на двоих.
Пусть боги в этот миг закрывают глаза.
Пусть небо распахивается, чтобы принять обоюдный восторг.
Пусть волны отхлынут, оставив на берегу только исполненные желания и самые лучшие мечты и надежды.
Ива
Ник не пришёл ночевать. Звонил поздно вечером. Они помирились с Радой. Надеюсь, это теперь навсегда. Хочется, чтобы он был счастлив. Не чужой человек, что искренне желает мне помочь.
Надо выдохнуть и позволить ему жить своей жизнью. Никто не обязан со мной нянчиться. Простое, но трудное решение.
Я почти упаковала вещи, когда ко мне заявилась Рада. Счастливая. Светящаяся. Мечтательная.
– Ник уехал к отцу, – заявила она с порога. – А я вот к тебе. Прощения попросить. Ты не сердись, ладно?
Когда человек счастлив, ему необходимо, чтобы все, кто рядом, получили хоть капельку тепла.
– Не сержусь и не сердилась, – уверяю её искренне. – Очень хочу, чтобы у вас всё получилось. Вы нужны друг другу.
Рада не может усидеть на месте – кружит по маленькой квартире, как лунатик. Щёки у неё горят, взгляд мечтательный.
– Иногда я думаю, что не должна была тогда бежать. Стоило попробовать бороться. Ну, отец мой жестковат, конечно, но не монстр всё же. Я Нику на него сплавила, – в глазах её плещется вина. – Он просил. Теперь-то он рад, что у него есть внучка. Но что было бы тогда – не представляю. И спрашивать не хочу. У нас хрупкое перемирие. Ему ещё предстоит принять Ника. Надеюсь, у меня всё получится. А ты куда-то собралась?
Она рассматривает мои почти сложенные вещи. Да, я хочу уйти отсюда, но не так сразу. Нужно ещё отыскать жильё.
