Разговор застал меня врасплох. Я не была готова к этим вопросам. Я даже не знала, что ему ответить.
– Ты ведь сказала ему, что любишь.
– Сказала, а ты мог бы не подкрадываться.
– Не важно. Я услышал. Просто сейчас ответь мне честно: ты, правда любишь своего мужа?
Я не могла дать ответ прямо сейчас, я не готова, так не честно.
– Скажи мне: да или нет. Для меня это важно.
Я отвернулась.
– Давай поговорим дома, хорошо?
– Нет, мы поговорим сейчас. Просто ответь и все – любишь его?
Я тяжело вздохнула.
- Мы семнадцать лет вместе, понимаешь? Он отец моего сына, и…
– Я не спрашивал, сколько лет вы вместе. Я задал тебе совсем другой вопрос.
– А я не могу тебе на него ответить.
Руслан отвел глаза и поморщился.
– Я просто хочу, чтобы ты знал – я была уверена, что люблю его, до того, как встретила тебя. Это все, что я могу пока тебе сказать, и это правда.
Мы вернулись в бар, Руслан стал менее разговорчив, он заказал себе водки, и домой мы вернулись на такси. Тогда я наивно предполагала, что к этим вопросам мы больше не вернемся. Ночью, после безудержного бурного секса, я долго не могла уснуть, я думала о том, что спросил меня Руслан – люблю ли я Сергея? Но я уже и сама не знала ответа. Точнее, я знала, и меня это пугало. Моя жизнь уже никогда не станет прежней. Только я даже не предполагала, что она изменится настолько…
Руслан смотрел, как она одевается, как застегивает пуговки на кофточке, как поправляет воротник, одергивает узкую юбку, как причесывает длинные волосы и закалывает на затылке. Каждое движение отзывалось внутри приступом глухой ярости. Бессильной и какой-то жалкой. Они провели вместе три дня и три ночи. Время пролетело как мгновение. Руслан никогда раньше не был с женщиной настолько близко в течении нескольких суток подряд, они начинали ему мешать, уже сразу после секса. Его раздражало буквально все, начиная от взгляда и заканчивая просто их присутствием. С Оксаной все было иначе. Она словно чувствовала его настроение, любила то, что нравилось ему, понимала с полуслова. С ней рядом хотелось просыпаться и засыпать, слышать ее голос, смотреть, как она спит, свернувшись калачиком на краю постели, хотелось притягивать ее к себе и крепко обнимать до самого утра, готовить ей кофе и видеть, как она улыбается. Руслан хотел ее всю от кончиков волос, до кончиков пальцев на ногах. Эфемерный, далекий и непонятный муж продолжал оставаться таковым до того момента, как Руслан не услышал их разговор.
В нем что-то сломалось. Будто дернули ручку стоп-крана и вырвали с мясом. Оксана чужая. В полном смысле этого слова. Чужая женщина, жена и мать. У нее сложившаяся жизнь, куда она вернется, и забудет о Руслане Цареве. Она будет улыбаться своему рогоносцу-мужу, готовить обед, стирать тряпки, отдаваться ему по ночам. От одной мысли, что Оксана ляжет с кем-то в постель, он пришел в бешенство. Этот кто-то имеет на нее все права, имеет право спрашивать, где она была, имеет право любить ее. Руслан затянулся сигаретой так сильно, что в легких не осталось места, и медленно выпустил дым. Он не привык быть вторым, запасным, заменой. Но он выбрал ее сам. И Оксана права – Руслан прекрасно знал, что она замужем, и никакого повода думать, что это изменится, она ему не давала.
– Ну вот, я готова.
Обернулась, улыбается, но улыбка фальшивая и натянутая. Она растеряна и возможно понимает, что увидятся они теперь совсем не скоро.
– Тебя отвезти?
Глупый вопрос – Оксана на машине и вполне доберется сама. Но…побыть с ней еще пару минут, оттянуть расставание – это мазохизм.
– Нет, я доберусь, спасибо.
И повисла пауза, неловкая странная и раздражающая.
– Ясно. Ну, хорошо, счастливо.
Затушил сигарету, обжег пальцы. Она кивнула, хотела подойти, но передумала, подхватила сумочку и пошла к двери. Руслан сжал челюсти, но не окликнул. Слова застряли в горле. А что сказать? Можно он ей позвонит? Или спросить, когда они встретятся снова? А может попросить ее развестись? Тупо. Пусть идет. Когда машина Оксаны отъехала от дома, Руслан выругался матом, смел рукой со стола пепельницу, чайник и чистые тарелки. Да, пусть идет к нему, мать ее! Пусть!
Зазвонил сотовый.
– Да! – рявкнул так, что у самого в ушах зазвенело.
– Бешеный, завтра коллекционер переезжает.
– И что?
– Брать будем?
– Будем. Приезжай ко мне сегодня, я обмозговал это дело.
– Не вопрос, скоро буду, пивка взять?
– Виски купи, нажраться охота.
– А потом башка трещать будет?
– Ты что, моя мамочка?
– Да пошел ты!
Коллекционера взяли тихо и без лишнего шума, в лучших традициях американских блокбастеров. Преградили дорогу тремя джипами с левыми номерами. Наставили на миллионера стволы, обчистили и свалили. Коллекционера засунули вместо картин в багажник, охрану оглушили прикладами. Жадным оказался дядька, не заплатил за сопровождение, набрал кого попало. Не охрана, а придурки трусливые, только людей в масках со стволами увидели, попадали на землю и оружие побросали. За что им только платят?
Руслан сдернул маску с лица и швырнул на заднее сидение.
– Товар спрятать надо. Сольем через пару месяцев, когда все утрясется, сейчас заляжем на дно. Я к бате поеду, а ты вали в свой Мухосранск к сеструхе, схоронись там пару дней. Пацанам скажешь, что долю получат, когда сплавим мазню эту, не раньше чем через месяц. Аванс дай, и пусть тоже затаятся. Что там с ментами? Насчет Борова притихли или еще лезут с вопросами? Заплатил кому надо?
Серый поднял маску на лоб, хлебнул виски прямо из горла.
– Заплатил сукам, куда они денутся. Заткнулись, конечно. У Борова поминки вдова устраивает, надо бы сходить и денег дать его мелким. Без кормильца остались.
– Дай, сколько надо. Пусть каждый месяц ей долю Борова переводят в банк.
Серый закурил и протянул бутылку Руслану, тот тоже отхлебнул виски.
– Правильный ты, Руслан, такой, как батя твой. Все у тебя по чесноку. Пацаны за это тебя уважают.
Руслан засмеялся.
– Ты меня уважаешь? Кончай пьяный базар. Завези меня к Царю и вали к Лидке своей.
– Эй, что происходит, Бешеный? Ты чего смурной такой? Из-за бабы той, да?
– Не лезь…
– Так замужем она, чего ты хочешь? Оставь, забудь. На хрен она тебе сдалась?
– Притормози.
– А что притормози? Я ж вижу, как ты нервничаешь. Я тебя, Бешеный, уже хренову тучу лет знаю, как облупленного. Нравится она тебе, даже очень.
– И что с того? Ну, нравится.
