Когда писать не получается, я ищу оправдание своей лени и начинаю смотреть по сторонам. В этот раз мне повезло, так как у стены напротив стоял деревянный стеллаж со множеством книг и журналов. Я тут же проследовала к нему и ткнула пальцем в первый попавшийся фолиант. Это была игра с самой собой и удачей: что бы я ни выбрала, мне придется это читать. На обложке был изображен тот, кого моя дочь считала спасителем всех и вся. Я улыбнулась, а девушка-стенографистка впервые оторвалась от скоростного набора текста и улыбнулась мне.
– Увлекаетесь? – заинтересованно спросила она.
– Да нет, скорее моя дочь… Ей четыре года.
Она улыбнулась. Скоро мы уже мило беседовали обо всем, о чем только могут говорить люди одного пола, возраста и профессии. Такое совпадение казалось мне невероятным, и мы продолжали делиться мыслями, рецептами, адресами парикмахеров и рыбаков, которые привозят свежую рыбу прямо к порогу твоего дома. Правильней, конечно, сказать, что всеми этими полезными данными снабжала меня она, а мне лишь оставалось спешно записывать в свой лэптоп цвета пудровой розы, который наконец-то разогрелся от работы.
Ланч мы решили провести здесь же, и моя новая знакомая Дениз рекомендовала мне непременно попробовать ev mantısı
[89], которые являются излюбленным блюдом стамбульцев всех поколений. Пока наш заказ готовили, я снова увидела книгу и хотела вернуть ее обратно на полку, как вдруг решила, что, возможно, именно сейчас я могу немного прояснить невероятный феномен почти векового преклонения. Дениз, узнав, чем забита моя голова, только рассмеялась:
– Не нужно принимать это так близко к сердцу. Это невозможно понять. Чисто наше, турецкое.
По правде сказать, такой ответ меня совершенно не устраивал. Я жила в Стамбуле, и мне необходимо было понять, как мыслят мои соседи по дому; голосистые продавцы симитов; рыбаки, у которых я покупаю свежую рыбу, и, наконец, моя родная дочь, ставшая частью этого общества намного раньше своей медлительной мамы.
– Понимаешь, это часть нашей традиции, которую мы когда-то себе придумали. Турки уважают власть, особенно если она дала им так много, как Мустафа Кемаль. Конечно, сейчас девушки не прячут его портретики в медальонах на груди, как это было раньше…
– Однако его портреты повсюду… И прятать не нужно…
– Это знак, это символ победы, напоминание о том, что мы – великая нация, которая когда-то смогла постоять за себя. Ты же читала историю Турции, так ведь?
Конечно, я читала учебники, монографии, просмотрела десятки документальных фильмов, но никак не могла объяснить себе феномен тотальной любви к одному человеку.
Когда-то Ататюрк пошел наперекор султану, подписавшему акт о капитуляции в результате Первой мировой войны. Османская империя отдавалась на растерзание европейским державам. Это был крах, унизительный конец великой империи, простиравшейся когда-то от Вены до Малой Азии. Объединив вокруг себя войска, Ататюрк двинулся освобождать Стамбул – и победил. Страна ликовала, полностью отдав себя в руки новому правителю, который шаг за шагом превращал обожаемую им страну в передовое развитое государство. Количество реформ, которые он провел в первые годы своего правления, действительно впечатляет. За полгода он меняет алфавит с арабского на латинский – и через несколько лет повышает грамотность в Турции более чем на тридцать процентов. Он уходит от национальных платьев и заставляет турок одеваться по-европейски – это меняет ход их мыслей и приближает к продвинутому Западу. Женщины наделяются правом голоса и снимают чадру. Упраздняются султанат и халифат. Исламские секты запрещаются. Школа становится светской и обязательной. О Турции начинают говорить как о динамично развивающейся державе. При этом Ататюрк, естественно, авторитарен и деспотичен.
Я пытаюсь проникнуться уважением к этому человеку, чтобы хоть как-то понять молодых людей, что проводят шумные вечера в клубах Нишанташи, слушают альтернативный стендап в культовом Blok Mekan
[90], а после возвращаются в небольшие спальни арендованных квартир, на стенах которых обязательно найдется уголок для человека, которого они никогда не видели, но который для них будто близкий родственник – безвременно ушедший, но навсегда оставшийся в их сердцах.
Дениз из кожи вон лезла, чтобы донести до меня идею безусловной любви:
– Это ритуал, который нас объединяет и делает как бы счастливее. Как, скажем, смена почетного караула у Букингемского дворца. Пользы никакой, а людям это нравится.
И я уже не говорю про саму королеву… А Санта-Клаус? Разве на этом несуществующем старике не помешан весь мир только потому, что украшение елки всей семьей, имбирная выпечка и подарки – всего лишь красивая легенда?..
Я читала не одно исследование о том, что именно традиции укрепляют счастье нации. Особенно этим отличались скандинавские народы.
– Нет-нет, запротестовала Дениз, – мы совсем не такие, как шведы или норвежцы.
Мы, южане, очень темпераментные! Много пьем чая и ракы, много едим сладкого и жирного, много говорим и смеемся. Мы не любим прятаться по крохотным уютным домикам и зажигать свечи, нам комфортно в огромных залах, в которых гуляет ветер. Это наш кейф…
Легкая дрожь неуверенно забилась в груди: я будто бы снова приблизилась на заветные миллиметры к волшебному ощущению кейфа, который каждый раз так внезапно врывался в мою пресную жизнь.
Пока мы обсуждали еще один аспект стамбульского кейфа, нам принесли ev mantisi. В большой глубокой тарелке лежало с полсотни крохотных пельмешек, слепленных наподобие крестика или четырехлистного клевера. Надеюсь, к удаче… Во время подачи официант обильно полил их йогуртовой подливой и невероятно ароматным соусом ярко-оранжевого цвета. От обилия запахов закружилась голова, а с первой ложкой я растворилась в блаженном экстазе, как никогда веря в то, что жизнь прекрасна.
Телефон завибрировал. Звонил Дип. Обычно он вспоминал обо мне, когда шел на обед.
– Ты должен обязательно попробовать ev mantisi. Пожалуйста! Нам вечером будет о чем поговорить. – И я снова окунулась в совершеннейшую из трапез, приправленную беседой с очаровательной Дениз. Она окончательно покорила меня, когда попросила к нашему столику повара, —
он тут же появился в белоснежной форме и милой косынке, из-под которой выбивались спиральки черных волос, напоминавшие фузилли с чернилами каракатицы, которые с аппетитом поедала парочка за соседним столом.
Через минуту разговорчивый шеф уже надиктовывал мне рецепт полюбившегося блюда, наглядно демонстрируя своими гибкими длинными пальцами, как вымешивать тесто, как раскатывать и как лепить. Он то и дело вспоминал своего деда, что научил его много лет назад некоторым хитростям, и мне было странно, что этими секретами он делился со мной так легко. Я попросила листок из блокнота у пробегавшего мимо официанта и самым скрупулезным образом записала все, что слышала и видела. Вернувшись домой, я тут же повторила все точь-в-точь, как научил меня шеф, чем привела в неописуемый восторг Дипа. Он клялся, что ничего вкуснее никогда не ел, и целых три раза просил добавки.
