И вдруг Граф резко останавливается. Упирается лбом мне в плечо. Тяжело дышит.
— Что?.. Что случилось?!. — взволнованно спрашиваю я.
— Презервативы… В кармане куртки… — едва выговаривает он.
Я выдыхаю. Мысль еще не оформилась до конца, но мне почудилось что-то ужаснее забытого презерватива.
— Я сама, — целую Графа в запененный висок и, обвязав себя полотенцем, выскакиваю из ванной.
Шлепаю босиком в коридор, оставляя за собой мокрые лужицы. Засовываю руку в один карман куртки — пусто, в другой — и нащупываю упаковку презервативов. А вместе с ней — что-то еще. Вынимаю носовой платок…
Сердце быстрее меня почувствовало, что я увижу, — и стало больно ломиться вон из грудной клетки. Упаковка падает из рук.
«Почему именно сейчас?..», — проносится у меня в голове. Почему не через день? Через час?..
Все изменится.
Уже изменилось.
Мне холодно и страшно. Какое счастье, что Граф еще в той, прошлой, жизни. Лежит в пенной ванной, дожидаясь меня. Он еще ничего не знает…
В глазах на мгновение темнеет, когда я разворачиваю платок, — медленно, уголок за уголком. Пальцы дрожат.
Вот оно — кольцо. То самое, ради которого я пришла в этот дом.
То, с чего все началось.
То, что может вылечить моего отца.
Оборачиваюсь — Графа нет. Кажется, я слышу его голос в ванной.
Снова смотрю на кольцо — не могу отвести от него глаз.
Что мне делать?!
Прямо сейчас пойти к Графу и попросить его отдать мне кольцо?.. Я словно наяву вижу, как он выхватывает драгоценность у меня из рук, его лицо искажено гневом. «Воровка!» Разве я смогу объяснить ему свой поступок, не предав отца? А если не смогу, что произойдет? Хватит ли любви Графа, чтобы простить меня, или его оскорбленное самолюбие возьмет верх?
Может, забыть о кольце?.. И наблюдать, как медленно угасает папа?!
Я должна это сделать.
Поспешно заворачиваю кольцо в платок и перекладываю в карман своего пальто. Затем подхватываю с пола презервативы, разворачиваюсь — и едва не натыкаюсь на Графа.
Он стоит передо мной, в полотенце, обвязанном вокруг бедер, с волос стекает вода.
— Я-то думал, почему ты так долго… А потом вспомнил, что именно оставил в куртке… — Граф медленно обходит меня и вынимает кольцо из кармана. Рассматривает его, склонив голову. — Как хорошо, что я все-таки не стер отпечатки пальцев…
Я так много хочу ему сказать, что, в итоге, не говорю ни слова.
Не узнаю Графа. Его движения, мимика, взгляд… Передо мной — словно другой человек. Незнакомец.
— Оно мне очень нужно… — едва заставляю себя произнести.
Меня колотит от холода, а еще — от стыда и осознания того, что сейчас произойдет.
— Значит, все дело в кольце? — спокойно и вежливо интересуется Граф — такой же тон голоса был у него в самом начале нашего знакомства.
Мы будто снова стали чужими. Вернулись к отправной точке — я на стуле в форме горничной, с кольцом, зажатым в ладони. Будто между нами ничего не было.
— Да. То есть нет… Не только…
— Почему оно так важно для тебя? — продолжает допрос Граф, — а ощущение такое, словно ему уже безразличен мой ответ.
Пусть сейчас его бедра и обвязаны полотенцем, но я знаю, что передо мной стоит Граф, который носит черную одежду, ходит с тростью и надевает перчатки даже, когда тепло.
Я не получила кольцо.
И я потеряла Графа.
Он прячет кольцо в шуфлядку.
— Как я и говорил, я никогда не плачу за секс.
— Это!.. — от его предположения у меня перехватывает дыхание.
— Одевайся, Шахерезада. У тебя полчаса — а затем я вызываю полицию.
Я стою, все еще не веря в то, что происходит.
— Кольцо поможет мне спасти человека… — от шока я с трудом подбираю слова. — Это правда. Клянусь…
Граф верит мне — я это вижу. Вернее, очень хочет поверить. Он подходит ко мне почти вплотную. Приподнимает руки, словно собирается обнять меня за плечи, — но останавливает себя.
— Крис… Просто ответь, зачем тебе это кольцо. Ты можешь рассказать мне, о чем угодно. Я все смогу понять. Просто скажи…
Я закрываю глаза — и слезы стекают по щекам.
— Да скажи же ты, наконец! — рявкает Граф — и я вздрагиваю.
— Это не моя тайна, Граф.
Он отступает, поджимает губу. Теперь выражение его лица такое, словно он хочет меня ударить.
— Пожалуйста, поверь… — я срываюсь на шепот.
— Не делай из меня идиота, Шахерезада! — сквозь зубы проговаривает он. — Или ты хочешь поехать в участок голой? — он берет с тумбочки мобильный телефон.
— Нет, не хочу.
Обхожу его и возвращаюсь в ванную за одеждой.
Не помню, как переодевалась.
Не помню, провожал ли меня Граф.
Не помню, как спускалась с крыльца.
Прихожу в себя только через пару кварталов. Домой я иду пешком. Изо всех сил обнимаю себя, чтобы согреться. Мокрые волосы липнут к лицу, словно лед. Меня колотит так, что зуб на зуб не попадает. Мне хочется верить, что Граф не позвонит в полицию. Не потому, что боюсь тюрьмы, а потому, что не хочу так сильно в нем разочароваться.
«Позвонит — не позвонит… Позвонит — не позвонит…», — с безразличием и отчаянием одновременно гадаю я по полосам пешеходного перехода. Машина с сигнальным воплем проносится так близко, что движение воздуха отталкивает меня, словно чья-то рука.
Наверное, в тот праздничный вечер в бараке Глеб чувствовал нечто похожее…
Глеб пришел в себя от резкого стука в дверь. Очнулся — и снова первое, о чем подумал: Ксении не было рядом.
Гости ушли, оставив после себя разгром. Только на кресле сидел мотоциклист и длинным ножом очищал яблоко от кожуры. Он вытер лезвие о рукав майки, спрятал нож в сапог — и открыл дверь. Глеб не сразу заметил, что кто-то топтался в темноте, — только когда старик и мальчишка вошли в комнату. Мотоциклист закрыл за ними дверь.
Старик показался Глебу странным. С крючковатым носом, седыми пасмами — вылитая Баба Яга, только спину держал ровно и все одергивал пальто, на котором и так не было ни складочки. Он смотрел то в пол, то на мальчика. А если вокруг — то только мельком, исподтишка.
А мальчишка Глебу понравился — складный, вихрастый, с пытливым взглядом. Не боялся ни чужих людей, ни тяжелых потолков, ни полумрака комнатушки. На вид мальчишке было лет пять-шесть, но Глеб мог и ошибаться — он в этом не разбирался. Похоже, парнишка не привык ходить в строгой одежде — то галстук поправлял, то штаны подтягивал.