Да, его отношения с Ксенией развивались лишь в настоящем времени. Состояли только из «здесь и сейчас», как линия — из точек. Что будет дальше, Глеб не загадывал. Интуитивно он понимал, что в мире, где все стремится к балансу, к состоянию покоя, невозможно постоянно находиться на взлете, на краю. Что-то должно произойти. Но это случится в будущем. «Здесь и сейчас» он жил вместе с Ксенией в одной квартире.
Только, как ни сложилась бы жизнь, к Лане он не вернется. Чувство вины отталкивает сильнее неприязни — даже сильнее ненависти.
— Ладно, прости… — Лана поджала губу.
— За что?
— За дурака и идиота. Ты не такой.
Они замолчали, дожидаясь, пока возле них шумно разминутся мамы с детьми.
— Нет, такой.
Лана коротко выдохнула.
— Хочешь мороженного?
— Сейчас?
— Ну, конечно, сейчас! Все-таки в чем-то я была права… — в ее глазах снова появился теплый, медовый отблеск. — Ты что, холода испугался? — Лана выдохнула облачко пара.
— Просто на тебя не похоже, — улыбнулся Глеб.
Принцесса уже тащила его к магазину.
— Больно ты много сейчас обо мне знаешь!
Лана выбрала мороженое и за Глеба: ванильное, в хрустящей шоколадной глазури, на палочке. Глеб заплатил.
— Вот видишь, не так уж и страшно, — Лана откусывала мороженое крохотными кусочками. Прохожие бросали на нее любопытные взгляды. — Чего смотришь?! — весело прикрикнула она на парня.
Глеб не узнавал Лану. Он больше не чувствовал рядом с ней прежнего трепета, но восхищения она вызывала еще больше. В пестрой вязаной шапочке, в ярких смешных перчатках, все еще с легким загаром, с морозным румянцем, она выглядела иностранкой среди черно-серой задумчивой людской массы, частью которой был и Глеб.
Лана казалась такой жадной к жизни, звонкой, понятной, близкой — полная противоположность ускользающей, загадочной Ксении. Но тянуло Глеба туда — в неизвестность, к женщине, которая его не любила, в полупустую квартиру, с матрасом вместо кровати. Все время, которое он проводил с Ксенией порознь, Глеб воспринимал как нечто, подобное на бесполезную рекламу посреди захватывающего кино.
— Чем ты хоть занимаешься? — спросила Лана, слизывая с верхней губы кусочек глазури.
Что-то всколыхнулось в Глебе — воспоминание из той, прошлой жизни. Он отвернулся.
— Машины чиню.
— Вижу, хорошо зарабатываешь, — Лана скользнула взглядом по его одежде.
— Не жалуюсь.
— От тебя дождешься…
Глеб остановился, откусил у мороженого шоколадный бок.
— Это что значит?
— А то. Что не гнется, то легче ломается, — ответила Лана. В ее голосе послышался вызов.
— А это что значит?
— Знаешь такое слово — компромисс? — Лана выбросила обертку от мороженого в мусорку и ударила рукавичками друг о друга — будто отряхивая крошки.
— Знаю.
— Нет, не знаешь, — с нажимом произнесла она.
— Лана…
— Я боюсь, что ты попадешь в беду, — быстро проговорила Лана, словно опасалась передумать — и промолчать.
— Не волнуйся, принцесса, — Глеб машинальным движением — тоже из прошлого — убрал прядь Ланиных волос, которые прилипли к уголку ее рта. — Я ж любому черту рога скручу!
— Поэтому и волнуюсь… — Лана перехватила его ладонь. Перчатки оказались мягкими и пушистыми на ощупь. — Вот что. Мы с тобой больше не пара — это ясно. Но чужим ты мне тоже не стал — и не станешь. Так что… мой телефонный номер помнишь?
— Помню.
— Позвони, если будет надо, — Лана отпустила его ладонь — резко, словно только опомнилась.
— Позвоню.
— Обещаешь?.. Конечно же, обещаешь. Ты ж у меня такой. Пока, Стрелок!
Она развернулась — и, размахивая радужными варежками, — побежала к остановке, куда подъезжал автобус.
Дверь захлопнулась. Глеб проследил за шапочкой Ланы, маячащей через стекло двери.
Автобус прополз мимо, и только тогда Глеб осознал, что все еще не избавился от тревожного чувство, которое внезапно поселилось в нем в момент прощания. И уже, когда автобус скрылся за поворотом, Глеб повторил сам себе: «Стрелок…»
— Граф, вы сегодня на редкость молчаливы, — касаюсь пальцами своего отражения в окне. Щека, подбородок, губа… Невозможно поверить, что прошлой ночью я чувствовала прикосновение Графа.
— Мы снова на «вы»? Ты настолько от меня далеко?
— Это… — отдергиваю руку от отражения. — Случайно вышло. Теперь ты сможешь заснуть, Граф?
— С некоторой долей вероятности.
— Это нечестно! — пытаюсь придать голосу бодрости.
— Кто бы говорил о честности, Шахерезада, — парирует он.
Согласна.
«Сладких снов, Граф», — подсказываю я сама себе.
— Как прошел твой день, Граф? — произношу вслух.
Молчание.
Уверена, Граф так же не ожидал услышать этот вопрос, как я — его произнести.
— Я… хорошо поработал. Затем ответил на тысячу и-мейлов, провел час в тренажерном зале, съездил в издательство…
Слышу по голосу, как непривычно Графу отвечать на такой вопрос.
— А у тебя?
— Что за книгу ты сейчас пишешь?
— Я не могу тебе рассказать. Это… плохая примета, — пытается выкрутиться Граф.
— Вранье!
— Докажи.
Прищуриваю глаза.
— Сладких снов, Граф.
— Ты не ответила на мой вопрос.
— Это плохая примета, Граф, — отвечать на ваши вопросы.
— Мы снова на «вы»?
— Ложитесь в постель, Граф, — я сбрасываю вызов.
Некоторое время жду, надеясь, что Граф не перезвонит.
Потом откладываю мобильный в сторону, сцепляю руками колени и, тихонько покачиваясь, думаю.
К счастью, фотографии не передают содержание моих разговоров с Графом. Конечно, я могла бы предположить, что Роджер так же хорошо работает со звуком, как и с картинкой — но это вряд ли. Отец еще не знает, что я рассказываю историю его жизни. И, тем более, не представляет, какие пикантные подробности мне приходится добавлять, чтобы удержать внимание Графа. Если бы папа знал, разговор у нас был бы другим… Значит, отца расстраивает лишь факт моих встреч с Графом. Ну что ж… Кольцо можно заполучить и другим способом.
Завариваю крепкий кофе.
Открываю лэптоп — и начинаю поиск компаний, сдающих автомобиль в аренду.
Надеюсь, Граф, вы спите крепко.
