С собой у меня были различные снадобья, в том числе и яды, на склянках с которыми написано: «Припарка один», «Припарка два» — не буду же я писать: «Яд для отравления врагов». Это было бы слишком вызывающе. И навело бы на некоторые мысли.
Тихо, благостно, хорошо! Плывешь себе, и плывешь, разглядываешь берега, заросшие высоким лесом и низенькими кустами. Зверье видишь на водопое, рыбаков, вытягивающих сети, разглядываешь встречные и попутные корабли — многие нас обгоняли, особенно узкие боевые фрегаты, проносившиеся мимо так, будто это были эсминцы или торпедные катера (без магии точно не обошлось). Путешествие можно сказать приятное, как на круизном лайнера.
А вечером меня попытались убить. И этим скотам покушение почти удалось.
* * *
Если я правильно помню, на земных кораблях гальюн находится на носу судна. Вернее — находился, так как речь идет о всяких там галеонах, барках и прочих произведениях средневекового кораблестроения. Гадить под себя могут только гребцы — им ничего другого не остается. Добропорядочный пассажир обязан делать свои «делишки» в гальюне, во избежание…ну, понятно.
Здесь гальюн был на корме, и я, будучи тем самым добропорядочным пассажиром, поздним, очень поздним вечером отправился из своей каюты к этому самому заведению, представлявшему из себя нечто среднее между «туалетом, типа сортир» и садовым домиком. Резьба, даже позолота — красотища, да и только! Этот туалет, само собой, только для пассажиров и офицеров. Для низших чинов гальюн на второй палубе — чтобы своими задами не поганили заведение для благородных. Кстати, по зрелому размышлению, может и правильно. А то превратят гальюн черт знает во что! Загадят, затопчут. «Бескультурье, б…ь!»
Днем я уже бывал в «заведении», и вот — решил посетить его и вечером, в темноте, когда корабль встал на стоянку у небольшой пристани, предназначенной именно для таких случаев. Имею в виду — для стоянки. Ночью многие купеческие суда не ходят по реке — опасно. Или во что-нибудь врежешься, или в тебя кто-нибудь врежется. Вот выйдем в Океан, тогда пойдем и ночами. А пока…лучше постоять до рассвета. Особой спешки нет, как нет.
Выбрался я из каюты, где обитал вместе со Скарлой и Альдиной, и тихо-тихо покрался с гальюну, каждое мгновение ожидая неприятностей. Ощущение у меня было, что эти самые неприятности меня ждут, и очень переживают, что я все не иду, и не иду им навстречу. Ну вот и…пошел. Куда деваться?! На кораблях не принято делать ЭТО с борта. Даже примета какая-то есть — плюнул в воду, или помочился — кораблю несдобровать. Зачем мне настраивать против себя команду?
А тут…удобно, опять же — даже вода есть! Наверху бачок с не менее чем сотней литров теплой забортной воды — за день нагревается, получается что твой душ. И трубка выведена — ну…для гигиены. С крантиком.
Кстати, меня-Фролова, очень даже удивило и порадовало такое отношение к этой самой гигиене. В земном средневековье такого я и не припомню. Впрочем — все, что помню о том самом земном средневековье, это то, что люди не мылись, считая воду ядом, а задницу подтирали пучком травы. И еще запомнилось, чтобы такой монастырь, в котором монахини даже не подтирались, считая, что человека не должно отвлекать ничего физическое, земное. Вроде как францисканки, но это неточно. Ах да, вот еще интересный факт: королей и герцогов был специальный человек для подтирания их царственных задов. И это как ни странно была очень почетная должность! Хе хе…
А вот мусульмане уже тогда пользовались специальными кувшинами, за что им большой от меня респект. Каюсь, брезглив и излишне чистоплотен — даже Скарла это заметила. Сказала, что я изменился не в лучшую сторону. Чем постоянно мыться и требовать этого от своих наложниц, лучше бы уделял большее внимание тренировкам в боевых искусствах. Хотя тут же заметила, что как ни странно — я стал выглядеть гораздо лучше, чем ДО падения с полки в библиотеке — высох, стал жилистым и крепким. Жир каким-то образом сжег — возможно, «физическими упражнениями» с девчонками.
Я думал над этим обстоятельством, и пришел к выводу: мое сознание Фролова каким-то образом изменило мое тело. Я всегда был худым и жилистым, ни грамма жиринки. Но и в словах Скарлы был свой резон…
Если бы не мое зрение, ранее искусственно усиленное мутагенными снадобьями — наверное, мне бы пришел конец. Только лишь я открыл дверь сортира, так сразу заметил человека, который стоял в тени надстройки и целился в меня из небольшого, но очень неприятного на вид арбалета. Небо закрылось тучами — вот-вот пойдет дождь — обе луны спрятались, так что видимость на палубе практически нулевая. Тем более, что чья-то шаловливая рука потушила стояночный фонарь, который горел как раз над крышей этого самого гальюна.
Кстати, может это обстоятельство меня и взвело, как курок пистолета? Фонарь вдруг погас (заметно через окошко над дверью гальюна), и я сразу насторожился, так что вышел из гальюна уже наготове, держа в руке метательный нож.
Болт ударился в стенку гальюна над моей головой с такой силой, что пробил хлипкое дерево навылет, выбив из доски длинную белую щепу. Я успел наклониться, сделал кувырок по ходу движения, и вскакивая на ноги метнул нож в человека, отбросившего бесполезный уже арбалет и схватившегося за висевший на поясе длинный, похожий на мачете тесак.
Такие тесаки носят в основном именно матросы — тяжелое широкое лезвие, отточенное до остроты бритвы, позволяет драться в тесных помещениях корабля, не цепляя потолка и стен. А еще — им хорошо рубить и резать корабельные снасти в случае необходимости — например, если штормом сломало мачту и она повисла на канатах, мешая кораблю вернуть устойчивость. Таким тесаком легко можно снести голову, вспороть живот либо отрубить руку — если уметь и немного постараться.
Тесак успел до половины покинуть свое «гнездо», когда нож вонзился в горло его хозяина. Тот забулькал, захрипел, и опустившись на палубу задергался в безуспешных попытках сохранить уходящую жизнь.
И тут же мимо моего плеча мелькнул клинок другого такого же тесака. Я заметил движение краем глаза, ушел от удара, перекатываясь через голову, и вскакивая выдернул из ножен на груди узкий плоский кинжал из тех, что недавно нашел в тайнике. Длинный клинок, выкованный то ли руками Предтеч, то ли их рабов-людей, выкованный по высшему уровню кузнечного мастерства, настоящий клинок, достойный похвалы любого современного мастера кузнечного дела!
Нет, я не стал принимать удары на него — это просто глупо. Разве может парень вроде меня остановить удар тяжеленого тесака кинжалом, даже если бы я держал его обеими руками? Все равно не парирую — пробьет. Противник плечист, очень силен — это видно по тому, как легко супостат размахивает этой железякой. Никаких фехтовальных изысков, никаких уровней мастерства в единоборствах, только лишь дурная сила и высокая скорость. В принципе — все, что нужно, чтобы завалить такого как я «лоха».
Но я не лох. Я ботаник. Маска у меня такая. Лох — не всегда ботаник. Ботаник — совсем не всегда — лох. И я это тут же доказал.
Нырок вперед, уворачиваясь от размашистого удара «мачете» (Хороший замах нужен только при колке дров! Неизвестный учитель фехтования), и снизу, в подреберье, прямо в сердце.
