Я машу в ответ. Привет.
После чего он продолжает нагло воровать продукты, беспечно насвистывая песню B-52. Изысканный соус для пасты, какао, экстрачерный, экстрамягкий. Коробку marrons glacés
[56], которые мне однажды купил отец, когда мы проводили Рождество во Франции. Просто амброзия, верно?
Я наблюдаю за тем, как он рассовывает все это по карманам, прячет под пальто, а затем подмигивает мне и уходит. Я бездумно иду следом за ним по проходу, хоть и идет он очень быстро и размашисто, продолжая громко насвистывать. По пути хватает с полки банку маринованной селедки. Так, что там еще, баночку шотландского копченого лосося, если вы не против, и еще подборку из лучшего козьего сыра, также не повредит. Он приближается к стойке с оливками и кружит над ней, как стервятник. Выбирает самые зеленые. Только такие и стоит есть, Саманта, говорил мне как-то отец. Французского производства. Маленькие. И с лимоном.
– Ну здравствуй, Саманта.
Я оборачиваюсь и вижу Фоско в драп-велюровом пальто а-ля decambral
[57]. Она смотрит на меня, чуть склонив набок свою голову, увенчанную опереточной прической. Стоит, прислонившись плечом к стеклянному прилавку, полному искусно разложенного мяса, с таким видом, будто все вокруг – ее личный сад.
– Урсула. Здравствуйте. Простите, я была…
– А я подумала, что я обозналась, когда я увидела, как ты тут бродишь, – говорит она, улыбаясь. – Как будто потерялась.
– Нет, я… Вообще да, этот магазин немного… – я оглядываюсь, но парень уже пропал.
Я потеряла его из вида.
– Сбивает с толку? – подсказывает она, одаряя грустной улыбкой – полнокровной версией того стервозного изгиба губ, которым обычно награждает меня Герцогиня. – Полагаю, это возможно. Итак. Ты никуда не уехала? – озабоченно хмурит брови она.
– Да.
– Не знала, что у тебя здесь есть семья.
– Ее нет.
Пауза. Кивок. Ах да, та самая девочка, у которой проблемы в семье. Бежавший с позором отец и мертвая мать. Ну или вроде того. Как же это печально. Я чувствую, как ее проницательный взгляд скользит по мне, она видит меня насквозь, до самой пульсирующей сути. Ныряет в мою пустую корзинку для покупок. Разглядывает мое поношенное пальто. Дырявые карманы.
– Какие планы на каникулы?
Придумай, как соврать. Придумай, как соврать. Соври, соври, соври.
– Я…
Но она смотрит на меня так, словно и так уже знает. Видит, как я ковыряюсь в лапше быстрого приготовления корявой вилкой и смотрю фильм на пиратском сайте, который к тому же вечно виснет из-за медленного интернета. Как поливаю унылый розмариновый кустик, украшенный одиноким стеклянным шариком.
– Надеюсь, ты не собираешься провести Рождество одна, верно?
Она произносит «одна» таким тоном, словно считает, что я проведу Рождество в пещере. Отвратительной и темной, по стенам которой стекает вся грязь этого мира. В которую я заползу охотно и добровольно, по пути сгребая с земли сороконожек и крыс, с радостью заталкивая их себе в рот, лишь бы не умереть с голоду.
Нет, конечно же нет, успокаиваю ее я. Конечно же, не одна. Но, судя по ее улыбке, она легко раскусила мою жалкую ложь.
А затем я вижу его опять. Он появляется у нее за спиной, под башней блестящих гранатов. Пристально глядя мне в глаза поверх ее плеча, берет один гранат и засовывает себе в карман. Улыбается, вскидывает руку и игриво машет пальцами.
– Саманта, а ты приходи к нам! Мы с Дэвидом планируем устроить небольшой святочный ужин.
Я наблюдаю поверх ее плеча за тем, как все новые и новые гранаты исчезают в карманах его пальто. Вот уже два. Три. Да как они все туда помещаются?
Он прижимает палец к губам. А потом начинает грести с прилавка все, что попадет под руку. Сушеный имбирь и манго, витаминизированный шоколад с вишневой начинкой – все это пригоршнями отправляется в его карманы и смешивается там. Все это время он не сводит с меня глаз. Я невольно улыбаюсь.
– Саманта, – Фоско неожиданно кладет ладони мне на плечи и встает прямо передо мной, закрывая мне обзор, – так, значит, ты согласна?
Я говорю ей большое спасибо, это слишком неудобно. Но она отказов не принимает – нет, Саманта, это совершенно исключено. Неужели я не понимаю, какое огромное удовольствие ей это доставит? Подушечки ее пальцев сжимают мое плечо. Теперь я совсем не вижу, что происходит у нее за спиной. Руки так и чешутся ее подвинуть. Схватить за плечи и отодвинуть в сторону.
– Мы будем искренне рады, – говорит она. – И ты не останешься одна на Рождество. Кроме того, придет еще несколько студентов, которые остались в городе на каникулы, – а затем она наклоняется и многозначительно шепчет: – Ты не одна в этой ладье, Саманта.
У нее на лице прямо написано: Наверняка ты теперь благодарна судьбе, что столкнулась здесь со мной? Может, и мне достанется немного благодарности? Ну же? Видимо она не ослабит хватку, пока я не сдамся и не соглашусь.
– Спасибо, Урсула. Это очень мило с вашей стороны. Я очень благодарна.
– Так, значит, ты придешь?
– Да, приду.
– Замечательно! – она отпускает меня, но уже слишком поздно.
Проход опустел, если не считать нескольких покупателей в черной спортивной одежде, которые, не глядя, бросают дорогие продукты в свои и без того до краев набитые корзинки.
25
Из невидимых колонок льется музыка народов мира. Кельтские мотивы, смешанные с зимбабвийской народной музыкой, – по крайней мере, так мне сказала Фоско, когда я спросила у нее, что это играет, – просто чтобы поддержать разговор. Красиво, отозвалась я, и эхо моей неказистой лжи разлетелось по ее гигантской гостиной. Она больше, чем гостиная Кексика или Жуткой Куклы, или даже Герцогини. Со стерильно-белых стен на меня смотрят африканские маски. На одной из стен висит странное изображение то ли клитора, то ли цветка, то ли пламени, выполненное в манере Джорджии О’Кифф
[58], хотя вполне может быть, что это и ее собственное творение.
Если бы тут была Ава, она бы сказала: Беги. Разбей окно, если нужно. Или она просто посмотрела бы на меня без слов, высказав своим взглядом все, что накопилось в моей собственной душе, и мне сразу стало бы легче. Я бы смогла с улыбкой сносить всю эту какофонию из труб и стальных барабанов.
