Наконец, они поднялись наверх, туда, где каждый рассвет много месяцев встречал разбойник Якул. Туда, где среди зубцов смотровой площадки на башне он однажды умер — в ночь перед казнью Катрин де Конфьян. Он подошел к этим самым зубцам и глянул на скалы, вспоминая, как желал броситься вниз с этой высоты, которая его не отпускала.
Катрин показалось — она знает, о чем сейчас думает Серж. Словно он произносил это вслух. Она подошла к нему, положила свою руку на его ладонь, как когда-то давно. И, с улыбкой взглянув на дочь, которая, приоткрыв от удивления губы, восторженно смотрела по сторонам, негромко сказала:
— Я знаю, что у Якула есть крылья. И он умеет летать.
— Якул? — отозвалась Катрин-младшая. — Это из сказки!
— Он умеет летать, — тихо сказал Серж де Конфьян.
Солнце клонилось к закату. Как тогда. И небо вспыхивало алым цветом у горизонта. Как тогда. И озарялись в прощальных лучах камни Ястребиной горы и лес у его подножия. На земле есть места красивее этого. Но нет на земле места, которое держало бы его сильнее. Потому что здесь было гнездо Якула. Он повернулся к Катрин, глядя на то, как искрами вспыхивает свет в ее ясных зеленых глазах, и прошептал:
— Якул умеет летать только тогда, когда возле него птица с золотым оперением. Иначе он падает.
Младшая Катрин вприпрыжку подбежала к родителям и смущенно спросила:
— Так он потому поймал ее в ловушку? Чтобы летать?
— Конечно, нет… — с улыбкой, словно очнувшись, отозвался маркиз. — Ты помнишь сказку? Она сама угодила в его ловушку, расставленную для других. Увидев златокрылую птицу впервые, Якул не узнал ее. Но сердце его вспомнило ее сердце. Потому что в действительности эти сердца не умели жить друг без друга. Она была непокорна, эта птица. Она не желала признавать его власти над ней, потому что не верила в его злую силу. Она бесконечно говорила ему, что он светлый, что он может летать, а не падать. Но он не верил ей. Якул вообще не умел верить. Потому что никто не любит змей. Но вот птица полюбила — он знал это, он прочел это в ее глазах, и с той минуты песни его были только о ней. Только для нее звучал его голос. И однажды, поднявшись на вершину башни, он рискнул. Он отважился. Шагнул в пропасть и, конечно, стал падать. Но златокрылая птица не оставила его. Она летела прямо под ним. И увидев ее под собой, падающий, он заставил свои крылья двигаться — лишь бы не сбить ее при падении. Ему это удалось. Он полетел — впервые в жизни Якул летел. И сердце его зашлось от счастья, любви и благодарности. Но силы тьмы не отпустили их. Не позволили им улететь прочь из тех про́клятых мест. Они раскрасили крылья птицы черным цветом, превратили ее в демона. Не знал Якул, что только одни его глаза видят ее такой. Для прочих она оставалась златокрылой птицей, все той же, любящей его, змея с его змеиным сердцем, не умеющего летать без нее. Замарали его глаза темные силы. Засыпали землей. Отравили кровь горечью и ненавистью. И, сам не ведая, что творит, Якул приговорил свою птицу к смерти. Безропотная, она впервые покорилась его воле. И молча, не проронив и слезы, не уговаривая его, не пытаясь спастись, она решила умереть от его руки. В утро казни златокрылая птица смеялась и пела. В утро казни она прощалась со своей любовью, веря в то, что только возле змея была она счастлива. Видя сияющие ее глаза, Якул умирал сам. И в душе его ярко полыхало кострище — он сам себя сжигал в том огне. Жить без нее не мог. И пламя в душе Якуловой выжгло путы, что держали его в гнезде. И пожирало оно же змеиную чешую, пока не сожгло ее вовсе. И он освободился. Он смотрел на птицу, приговоренную им, и больше не видел ни птицы, ни крыльев ее — черных или золотых. Он видел девушку из родной деревни, которую любил тогда, когда еще был человеком. Она пришла, чтобы спасти его от него самого. «Ты можешь летать», — говорила ему девушка. Но знал он одно — летает он только возле нее. Потому что любовь их сильнее злых чар. Потому что даже во тьме и беспамятстве сердца их стремятся друг к другу. И будут стремиться всегда.
— Так ведь только в сказках бывает, — прошептала юная маркиза со слезами в голосе.
— Ну, конечно, только в сказках, — улыбнулась ей мать. — У тебя все будет по-другому.
Маркиз де Конфьян взглянул на двух самых любимых женщин своей жизни и негромко сказал:
— Совсем по-другому. Храни тебя бог от такого Якула.
Эпилог из Фенеллы
Январь 1206 года по трезмонскому летоисчислению, Трезмонский замок
Второй час Его Величество король Трезмонский Мишель І убеждал своего старшего сына в том, что свадьба его с маркизой Катрин де Конфьян обязательно состоится сегодня в положенный час, как и было объявлено.
— Поймите, Ваше Высочество, — в который раз терпеливо повторял Мишель, — вы не можете отказаться от юной Катрин. Все было решено много лет назад. А де Наве всегда держат данное слово. Этот брачный союз выгоден для Трезмона, — Его Величество вздохнул и сердито продолжил: — В замок съехались гости со всего королевства. Вы представляете, какие пересуды навлечете на голову несчастной девушки, если отступитесь от нее? Не так давно вы заявляли, и тому было множество свидетелей, что имеете намерение жениться на простой служанке. Теперь же решили, что маркизу де Конфьян вы не хотите. И ведете себя, как избалованный мальчишка!
Его Высочество принц Мишель стоял возле своего отца перед зеркалом и обреченно смотрел на торжественный наряд, подобающий случаю. Котт золотого цвета был расшит серебряными нитями и отделан драгоценными камнями. Алый плащ с причудливым узором по краю подбит горностаем. На голове же его красовалась корона. Пути назад не было, и он сам прекрасно это понимал.
— Отец, она солгала мне! — отчаянно воскликнул принц Мишель. — Как могу я жить с женщиной, которая забавлялась, видя, как я влюблен в нее и мечусь между любовью и королевской честью!
Большого усилия стоило Мишелю-старшему сдержать удивленный возглас.
— Королевская честь значит для вас так много, сын мой, что вы до сих пор оправдываете ею свою обиду на девушку?
— Да при чем же здесь честь, коли она не любит меня?
— У вас теперь будет достаточно времени, чтобы добиться любви своей супруги, Ваше Высочество. Надеюсь, ваша королевская честь не позволит вам не явиться к алтарю.
Юный Мишель сердито взглянул на отца. В самом деле, тот был прав — ему теперь придется жениться на Катрин де Конфьян. Но он куда охотнее женился бы на пастушке Катрин Скриб с реки Сэрпан-д'Орэ. Если бы та его действительно любила.
— Матушка никогда не смеялась над вами, отец, — проговорил принц. — И никогда не обманывала вас. Вы не знаете, о чем говорите, в чем меня убеждаете. Да, я женюсь на ней. Но никогда, слышите, никогда ее не прощу! Но в прощении моем она не нуждается. Потому что я ей безразличен. А значит, мы станем жить, как чужие люди, отец. Вы этого желаете своему сыну?
Его Величество улыбнулся. Как хорошо, что сын не знает всего того, что случилось когда-то с его родителями. Ему идти своим собственным путем.
