Все эти мелкие неурядицы вызывали злость, но не оставляли свободного времени для того, чтобы думать о чем-то еще. Мучительными были ночи, когда он оставался один и снова и снова проживал то, что случилось на Ястребиной горе. Убедить себя, что то время осталось в прошлом, он не мог. Катрин молчала. Бог отнял у нее дар речи. Должен бы был отнять у него жизнь. Но вместо этого лишил Катрин голоса. Еще одна вечная его вина. Как и боль в ее глазах каждый раз, когда он попадался ей на глаза.
Серж накинул на плечи плащ и пошел во двор, где уже должны были приготовить коня. Ехать он собирался налегке. Больших приготовлений не требовалось. Едва ли эта поездка затянется больше, чем на три-четыре дня.
Слуги сновали по двору, таская сундуки. Более того, у ворот стояла карета с гербом де Конфьянов.
— Ну и какого черта здесь происходит? — угрюмо рявкнул Серж.
Услышав недовольный голос мужа, Катрин вышла из-за кареты и подошла к нему ближе. С самым решительным настроением не оставаться дома, даже если маркиз будет против.
Весь его пыл, как ветром, сдуло. Он смотрел на жену, готовую к немедленному отъезду, и чувствовал, как холодеет в груди.
— Вы уезжаете? — глухо спросил он.
Катрин нахмурилась. Конечно, она уезжает. Неужели это не понятно по сундукам, карете и ее дорожному плащу?
Маркиза кивнула и взяла Сержа за руку.
— Сейчас? — губы его пересохли, а взгляд был направлен на ее крошечную ладонь, оказавшуюся в его руке, будто в прощальном рукопожатии. Но как он может держать ее? Есть ли у него хоть малейшее право на то, чтобы держать ее после всего, что она пережила его милостью? Он поднял глаза, посмотрел куда-то выше ее головы, потому что невыносимо было бы вновь видеть боль в ее взоре, и сказал: — Хорошо, вы можете ехать. Но развода вам я не дам никогда. Я умру вашим мужем. Оставьте мне хоть это.
Слабо пожав плечами, Катрин осталась стоять рядом, не отнимая руки и наблюдая, как укладывают последний сундук.
— Катрин, — сдавленно прошептал Серж и в каком-то отчаянном порыве протянул руку, чтобы дотронуться до ее щеки. Пальцы замерли у самой кожи, почти касаясь.
И в тот же миг она прижалась щекой к его ладони, прикрыв глаза. Попыталась сказать, что никогда от него не уедет. И вновь убедилась, что теперь ее удел — молчание. Этот простой, такой искренний жест звучал громче любых слов. Все еще боясь поверить тому, что он видел, чувствуя, как переворачивается душа, он поднял вторую руку и осторожно обнял ее плечо.
Сердито сдвинув брови и сжав губы, Катрин снова взяла мужа за руку и повела его к карете. Она не собиралась отпускать его сегодня одного, но и быть виноватой в его задержке ей также не хотелось.
Еще ничего не понимающий, маркиз де Конфьян прошел вслед за ней, помог ей устроиться в карете, но сам замешкался.
— Куда мы едем? — зачем-то спросил он кучера.
Тот криво усмехнулся в усы и радостно воскликнул:
— В Жуайез, Ваша Светлость. Ее Светлость пожелала вас сопровождать.
Он шумно выдохнул и сел в карету возле Катрин. Кажется, впервые за эти недели она была так близко.
— Стало быть, в Жуайез? — ровно спросил он.
Катрин кивнула, не глядя на него. Больше всего на свете в эту минуту, когда в его голосе не было ничего, хотя бы отдаленно похожего на радость, она боялась увидеть в глазах Сержа нежелание брать ее с собой.
Маркиз де Конфьян обреченно откинулся назад, прислонившись спиной к стенке кареты.
Ехали в молчании. Как жили теперь. Из-под полуопущенных век он изучал ее тонкий профиль и думал о том, зачем ей могла понадобиться эта поездка? Впрочем, Жуайез принадлежал маркизе. Маркиз лишь вел его дела. Так когда-то давно было решено меж ними. Но почему сейчас? Почему с ним? И что значил тот ее жест во дворе?
«Господи, — подумал он устало, — я не живу без тебя…»
«Я тоже не умею жить без вас, — поправляя складки юбки, она словно случайно коснулась пальцами его руки, — и я поеду за вами, даже если вы будете гнать меня от себя».
Сердце его пропустило удар. Такое уже было однажды. Как давно… Когда-то они умели понимать друг друга без слов, одно касание — и они открывались так, будто это говорили их души.
«Я бы отдал целую жизнь за то, чтобы ты не страдала… Но причиняю одно лишь страдание…»
Катрин отпрянула от Сержа. Зло сверкнула глазами в его сторону и отвернулась к окошку. Не замечая проплывающего мимо пейзажа, она мрачно думала о том, как же он не понимает…
«Мне не нужна ваша жизнь. Мне нужны вы! Живой!»
Господи! Да что же с ним может случиться? Впрочем, теперь-то была ясна хотя бы причина, отчего она поехала с ним. Безумная! Они оба безумны!
Он решительно взял ее за плечи и развернул лицом к себе.
— Ну все, довольно! — проговорил он, не отдавая себе отчета в том, что сейчас его голос звучит совсем, как голос Якула в одну из их ночей на Ястребиной горе. Как и тогда, он потянулся за поцелуем. И в этот момент карету тряхнуло, и она остановилась.
— Выходи, маркиз де Конфьян, или, клянусь, я сам выволоку тебя оттуда! — раздался голос графа Салета.
Услыхав того, чей голос часто мерещился ей зимой, то отправляя ее на костер, то объявляя своей женой, Катрин испуганно взглянула на Сержа и ухватилась за его плащ. С ужасом понимая, что должна его отпустить, и не имея сил этого сделать, она прижалась губами к его губам.
«Я люблю тебя!»
— Я люблю тебя, — выдохнул он, не желая разрывать поцелуя и прикосновения ее губ, когда она сама — сама! — поцеловала его. Но сделал это. Быстро коснулся губами лба. Заставил себя улыбнуться, лишь бы только она не слишком испугалась. И с широкой улыбкой сказал:
— Я скоро, моя прекрасная дама!
Обнажая на ходу свой меч, он вышел из кареты, щурясь от яркого солнца, окинул взглядом всадников, преградивших им дорогу. И невольно рассмеялся — это были разбойники, с которыми всего несколько недель назад он делил кров. Те изумленно переглядывались, кажется, только теперь сообразив, на чью карету они напали.
— Граф, — усмехнулся маркиз, разглядев среди прочих лицо дальнего родственника, которого видел еще совсем юнцом. — Вы так торопились справиться о моем здоровье, что решили застать нас в дороге? Я польщен вашим беспокойством.
— Более, чем о вас, я беспокоился о самочувствии вашей супруги. Немало потрясений выпало на ее долю. Я мог быть ее опекуном, если бы она не вышла замуж раньше. Потому мое беспокойство имеет основания.
— В самом деле. Вы беспокоились настолько, что едва не отправили ее на костер как ведьму?
— Святая церковь обвинила ее. Не я. Я был лишь на стороне справедливости.
— Вы искали справедливости не там и не с теми, мессир!
— Теперь я ищу ее у вас. Вашей милостью я вынужден был скитаться несколько недель на окраинах королевства.
