На дворе никого не оказалось. Да и кто в здравом уме в такую метель и в такой мороз будет среди ночи прогуливаться по свежему воздуху. Пьяные вопли разбойников раздавались с другого конца башни, где наверняка было весело и жарко. Катрин прокралась к двери, в которую каждый раз после казни уходил рыцарь, и медленно, наощупь стала спускаться по лестнице. По дороге ей попался догорающий чадящий факел. С ним она и добралась до камер, в одной из которых увидела лежавшего, отвернувшись к стене, незнакомца.
— Эй! — негромко окликнула она его. — Мессир, проснитесь!
Услыхав женский голос, тот быстро обернулся к решетке. В слабом свете факела он увидел мальчишечью фигуру, которая пыталась что-то сделать с замком.
Он поднялся, подошел ближе и присвистнул.
— Маркиза! Вы здесь откуда?
Катрин перестала греметь ключами и изумленно уставилась на короля.
— Ваше Величество, — она с удвоенным старанием продолжила подбирать ключ. — Сейчас я вас выпущу.
Замок лязгнул, и Катрин попыталась оттолкнуть дверь. Мишель помог ей и вышел, наконец, из своей темницы.
— И все-таки, как вы здесь оказались? — снова спросил он.
— Не знаю. Я была с Ее Величеством в ее королевстве, а в следующее мгновение оказалась здесь.
— И чем вы были заняты в тот момент? — вкрадчиво спросил король.
— Они меня наряжали, — буркнула маркиза.
— Ожерелье надевали?
Катрин кивнула.
— Вот тебе и рыжий мальчик, — пробормотал Мишель. — Вы видели маркиза? — спросил он громче и уже в следующее мгновение успокаивал рыдающую у себя на груди женщину.
— Он оставил меня. И не хочет помнить, что было раньше, — всхлипывала маркиза, цепляясь пальцами за королевский плащ, и совсем тихо, себе одной прошептала: — И любит.
— Катрин, все не так, как вам…
Неожиданно подземелье осветилось ярким светом. И шаги ворвались в оглушающую тишину, нарушаемую только шепотом маркизы и короля.
Высокая тень мелькнула на стене. И под сводом темницы выросла зловещая фигура предводителя разбойников.
— Вот, значит, как, прекрасная маркиза? — проговорил он ровным голосом, и только подрагивание щеки выдавало волнение. Он вставил факел в одно из колец в стене.
Катрин вздрогнула и медленно взглянула на Сержа. Также медленно высвободилась из рук короля и подошла ближе.
— Освободите его, Якул! Вы сами не знаете, чем грозит вам его казнь.
Он отшатнулся от нее, будто от змеи, но взгляда от ее глаз оторвать не мог.
— Вы лгали мне, — хрипло выдохнул разбойник. И куда делось его самообладание. Смертельно бледный, он будто искал что-то на ее лице. А найдя, отшатнулся еще явственней.
— Правду говорят, — прошептал он. — Вы колдунья.
Горько рассмеявшись, Катрин подошла к нему совсем близко и пробормотала:
— Если бы я была колдуньей, мы сейчас все были бы дома, а не в этой проклятой темнице.
Он не слушал ее. Теперь он смотрел на пленника. Смотрел пристальным ненавидящим взглядом. Вынул из ножен кинжал и тихо сказал:
— Шаню, верни птицу в клетку.
И в то же мгновение в дверь темницы вошел цыган.
— Заходи, что ли, — растерянно пробормотал Шаню.
Катрин проводила взглядом Его Величество, который угрюмо вернулся обратно, и схватила Сержа за руку.
— Я прошу вас. Освободите его и его стражей. Неужели вы действительно желаете их смерти?
— Теперь, как никогда ранее. Мессир! — крикнул он пленнику. — Ваше имя!
Его Величество обернулся к разбойнику и молча пожал плечами. Якул удовлетворенно усмехнулся. Будто только того и ждал. Его взгляд вернулся к взволнованной Катрин. И он отчетливо произнес, глядя прямо ей в глаза:
— Тогда завтра на рассвете мы будем наблюдать казнь маркизы де Конфьян.
— Не говорите глупостей, маркиз! — в сердцах выкрикнул Мишель, схватился за решетки так, что побелели костяшки, и зло дернул несколько раз — лязг засова, трепыхавшегося в петлях, громко отозвался под сводами темницы. — Она здесь ни при чем. Ну хорошо же! Я…
Катрин метнулась к королю и положила свои ладони на его руки.
— Нет, мессир, молчите! Так лучше, и вы сами знаете об этом. Я принесла всем слишком много бед. Не костер, так виселица…
Глядя на это их объяснение, Якул побледнел еще сильнее, хотя, казалось, он и так мертвенно бледен. Он кинулся к ней, схватил ее за руку и развернул лицом к себе, словно вновь пытался найти что-то жизненно важное в ее совершенных чертах, которые будут преследовать его до конца жизни.
— И ты умрешь ради него? — глухо спросил он.
— Я давно мечтала о смерти, — проговорила она, не отводя взгляда от него. — С того самого дня, когда узнала о вашей гибели. Но, кажется, только ваша любовь удерживала меня от того, чтобы мне не отправиться вслед за вами. Потому что ваша любовь прекрасна, — она замолчала, рассматривая его в подрагивающем свете факела. — И если теперь тебе мало забыть меня, Якул, — моя смерть станет мне желанной. Лучше совсем не жить, чем жить без твоей любви, которой ты вновь лишаешь меня, подарив надежду.
— Лгунья, — выдохнул он, снова оттолкнув ее. — Ты хуже ядовитой змеи. Та жалит открыто, мгновенно. Ты же сперва обовьешь всего, прижмешься так, что не оторвать, заставишь верить тебе, а после вгрызаешься в плоть, оставляя на ней смертельные раны. Зачем ты пришла на Ястребиную гору? За ним? — Якул кивнул на пленника. — Его хотела спасти? Для него стала делить со мной ложе? Отвечай!
— Катрин! — окликнул маркизу Его Величество. — Не Серж сейчас говорит с вами. Недостойный Петрунель Форжерон лишил его разума, — он посмотрел на разбойника. — Единственный, о ком может думать эта женщина, — ее муж. И мне жаль, маркиз, что вы не понимаете этого.
— Ваше имя, мессир! В последний раз прошу вас назваться!
— Хватит! — мрачно и холодно проговорила Катрин, останавливая перебранку взбешенных мужчин. Выпрямив спину и высоко вздернув подбородок, она смотрела прямо в змеиные глаза, не отводя потухшего своего взгляда, без малейшего страха и надежды, которая еще ночью наполняла ее душу. — Да, я за ним пришла на Ястребиную гору. И дам за него любой выкуп, какой пожелаешь.
Якул привалился спиной к стене и глядел на нее затравленным зверем. Сил в нем больше не было. Теперь кончено. Навсегда.
— Как скажешь. Пусть твоя жизнь. Только его это не спасет. Шаню! — он посмотрел на цыгана, стоявшего в стороне и в ужасе взиравшего на происходящее. — Запри ее.
— Здесь? — спросил Шаню.
— Нет. В моих покоях. На смерть она пойдет оттуда, но не из этой темницы. Пусть глядит в окно на приготовления.
— Маркиз! — зарычал Мишель и в бессильной ярости стукнул кулаком по влажным камням своей тюрьмы. — Однажды вы пожалеете!
