Мишель поднялся на ноги.
— Вы всегда были слишком настойчивы, маркиз, — проворчал он.
— Довольно! — холодно ответил разбойник. — Моя имя Якул. Зовите меня Якул.
— Даже Скриб звучало приличнее, — хохотнул Мишель.
— Трубадур, известный на все королевство… А вы, мессир? Вы так и не решили позволить мне помочь вам?
— Мне нравится ваше гостеприимство. Не хочу покидать вас раньше времени, — манерно кивнул Его Величество.
— Как вам будет угодно, мессир, — Якул не менее манерно поклонился. Слишком манерно для простолюдина.
Он распахнул дверь, вынул кинжал и кивнул пленнику в сторону выхода.
— Я полагаю, нет смысла и дальше ходить вокруг да около. Мы подготовили для вас новое представление. Все балаганные шуты в сборе. Ждут только вас и меня.
На дворе короля встретил резкий порыв ветра, бросивший ему в лицо горсть колючих снежинок. Тяжелый полумрак от затянувших небо свинцовых туч несколько скрывал приготовленный для казни помост. Все остальное, как и вчера. Петля в ожидании своей жертвы, безучастные зрители, которых, кажется, было меньше.
Мишель нахмурился.
— А где де Брильи? — неожиданно спросил он.
— Зарыт у подножия горы. Он был верен вам. И не заслужил того, чтобы по вашей милости болтаться здесь. Но, уверяю, когда черед дойдет до вас, вы будете очень долго раскачиваться на этом суку.
— Благодарю вас, буду ждать с нетерпением, — ответил Мишель и повернулся к дереву с петлей.
Якул напряженно проследил за его взглядом. А потом резко дернулся и посмотрел в сторону задворка, с которого Шаню тащил рыцаря, совсем не стоявшего на ногах. Этот был еще молод, силен… И наверняка счастлив служить у знатного господина, сделавшись гордостью своей семьи. А теперь у него отнимали жизнь по велению и прихоти людей, которых он не знал, и какие не имели к нему никакого отношения. Якул поморщился, глядя на ноги юноши, одетого в одну камизу. Когда ему на голову надевали мешок, он не устоял, упал навзничь. И Шаню, ослепительно улыбнувшись, выкрикнул:
— Перебрал ты, брат, эликсира храбрости!
— Зачем вы его напоили, маркиз? — не глядя на Сержа, спросил Его Величество. — Молодой де Вержи никогда не пил много вина.
— Это было его последнее желание, — усмехнулся Якул, в очередной раз пропустив мимо ушей «маркиза». — Точнее он просил еще и девку, но это, право, слишком.
Тем временем Шаню завел несчастного, уже даже ноги не волочившего, за помост, и вскоре втащил наверх, с трудом продев его голову в петлю — малый, кажется, уснул.
— Итак, мессир, вы по-прежнему будете молчать? — спросил Якул.
Ответом ему послужил вой ветра.
Взгляд Якула сверкнул яростью, и предводитель разбойников махнул рукой, давая команду рубить веревки на подпорах. Шаню ловко спрыгнул с помоста, а люди заработали топорами. Когда подпоры рухнули, тело свесилось и, раскачиваемое ветром, больше походило на тряпичную куклу.
— Его счастье, он даже ничего не понял, — процедил сквозь зубы Якул.
Его Величество посмотрел ему прямо в глаза и сказал:
— Мне жаль вас, маркиз. И жаль, что я не в силах вам помочь.
Как и вчерашним утром, Мишель развернулся и стал спускаться по лестнице в свою темницу.
— Мое имя Якул. Якул, — выдохнул разбойник, глядя, как Шаню торопится к валунам на краю горы вместо того, чтобы запереть пленника. — Мусташ! — яростно позвал предводитель.
Двое разбойников перерубили веревки на помосте, и Катрин зажмурилась. Сколько еще ей предстоит увидеть казней, прежде чем она решится хотя бы попробовать убежать отсюда?
Проснувшись поутру от скрипа двери, она долго лежала, подтянув ноги к груди и не открывая глаз. Он прав, она безумна. И в голову ей приходили безумные мысли. Сегодня ночью она изменила своему мужу со своим же собственным супругом. Сначала, боясь пошевелиться, Катрин прислушивалась к его дыханию, собираясь перебраться на лавку, как только уверится, что он заснул. И вдруг вспомнила… «…с дерева в него выстрелили из лука и пронзили самую грудь» Что случилось потом? Почему он остался здесь? Не имея сил покинуть его, Катрин лишь теснее прижалась к Сержу.
Открыв, наконец, глаза, маркиза долго смотрела в одну точку перед собой, ничего не видя. Вчерашние мысли вернулись снова, мучая отсутствием ответов. Может, Никталь знает, что произошло? Но где ее искать…
Она медленно поднялась с кровати и, закутавшись в шкуру, подошла к окну, чтобы вновь увидеть, кем стал ее муж — равнодушным убийцей. Но даже такой он ей дороже всего остального мира. И никогда никуда она от него не убежит. Потому что она безумна.
Дверь грохнула. И за спиной маркизы раздались тяжелые шаги. Катрин вздрогнула и обернулась. Вгляделась в лицо мужа, пытаясь понять, что он чувствует.
Якул же стоял, привалившись к стене, и обреченно смотрел на нее. Да, он был прав прошлой ночью, когда говорил, что он загнанный зверь. Никогда в жизни не был более загнан, чем в эту минуту.
— Вы видели? — глухо спросил Якул.
— Видела. Вам нравится, когда много зрителей?
— Нет. Мне не нравится.
Он будто с трудом отлепился от стены и подошел к Катрин.
— Это представление было не для ваших глаз, Ваша Светлость.
— Для чьих? — она отвернулась к окну, где по-прежнему болталось на ветру тело рыцаря.
— Для одного упрямца, который знает, что у него нет выбора. И все-таки выбирает.
— Разве вы не поступаете так же? — усмехнулась Катрин.
Якул посмотрел в окно и прошептал:
— В том-то самое страшное. У нас обоих выбора нет. Либо он сломает меня. Либо я сломаю его. И это будет означать гибель. Для каждого из нас.
— Отпустите рыцаря. Зачем он вам? Ради выкупа?
Якул криво усмехнулся.
— Ради выкупа, — легко бросил он. — Я ведь презренный разбойник, мадам.
Катрин повернулась к нему и быстро зашептала:
— Так уедемте со мной! Вы больше не будете нуждаться ни в чем и никогда! Будете жить в роскоши, никого не грабя и не убивая.
— Вы верите в рок, мадам?
— Вам нравится то, чем вы занимаетесь? — ответила она вопросом на вопрос.
— Господи, Катрин… Это моя жизнь. Пришедший из бездны не несет ничего, кроме бездны. Я не умею иначе.
— Откуда вы знаете?
Якул кивнул на окно, где так и болтался висельник. На щеках его заходили желваки. Казалось, он в бешенстве.
— У него спросите, — прорычал он.
— Я спрашиваю у вас. Вы пробовали оставить все это?
— А это вас не касается, Ваша Светлость.
Катрин отвернулась от мужа и пошла вдоль комнаты, по дороге сердито отбрасывая ногами все, что попадалось от вчерашнего беспорядка. Забравшись на постель, она с насмешкой спросила его:
