— Вареные вкрутую.
Следующие двадцать минут Лиз колдовала на кухне самостоятельно.
Потом она прошла в гостиную с подносом, на котором принесла завтрак обоим мужчинам, и улыбнулась. Картина, в самом деле, была умилительной. Поль и маленький монстр неплохо смотрелись рядом.
— Нам с тобой омлет, кофе и круассаны, юному маркизу — яйца, булка и сок. Я думаю, это не самый кошмарный завтрак в нашей жизни.
Поль, с удовольствием уплетая омлет, поглядывал на ребенка, с самым серьезным видом разбирающего яйцо на составляющие, потом отправляющего его по частям в рот и уверенно жующего.
— Лиииз! Ну ведь здо́ровский пацан! Давай такого же заведем, а?
Новоявленная чайлдфри захлебнулась кофе и закашлялась.
— Ну ладно, — уныло буркнул Поль. — Понял я…
И только маленький Серж радостно смеялся, глядя как Поль хлопает Лиз по спине.
— Что ты понял? Что ты понял? — кашляя, выдыхала Лиз. — Права получи, потом о детях рассуждай!
— А, может, не надо пока права? — неуверенно пробормотал Поль. Со времени поисков Трезмонского замка и виноградника Лиз особенно стала настаивать на том, что он должен научиться управлять автомобилем. Но эти странные повозки все еще несколько смущали бывшего монаха.
— Глупости, ничего в этом страшного нет, — отмахнулась Лиз. — Этих, — она кивнула на ребенка, — домой отправим, и запишешься в автошколу. Даже я вожу. А я та еще идиотка по сравнению с тобой.
Пока Поль пытался убедить Лиз, что не готов еще к вождению автомобиля, из спальни раздался оглушительный крик младенца.
— Клод! — довольно произнес Серж-младший.
Через две минуты с отчаянно кричащим ребенком на руках мимо Лиз и Поля пронеслась Мари.
— Молоко! — взвизгнула она, залетая на кухню. — Где у вас молоко?
Из комнаты же донесся плач принца Мишеля, который, по всей видимости, только-только соизволил проснуться.
— Сначала права — потом дети, — многозначительно заявила Лиз.
XIX
Февраль 1188 года по трезмонскому летоисчислению, Ястребиная гора
Катрин уныло смотрела на платье, разложенное на кресле, и сама не понимала, отчего не желает его надевать. Но и ходить постоянно укутанной в шкуру было неразумно. Неожиданно она улыбнулась. Отбросила в сторону свою самодельную накидку и стала дергать крышки сундуков, одного за другим. Некоторые были заперты. Но и в тех, что были открыты, оказалось довольно одежды. И пусть мужской. Катрин было не привыкать. Она нашла себе все необходимое и скоро переоделась. Волосы спрятала под шапероном. Надела темно-коричневый плащ, без украшений и вышивок, подбитый коротким мехом такого же цвета. Потом запихнула наряд от Клодин и плащ, который достал Якул, в один из сундуков. Туда же бросила и испорченное платье, подаренное Лиз.
Взяла несколько яблок с подноса с завтраком, к которому она не притронулась. И покинула комнату.
Катрин вышла на двор. Глубоко вдохнула морозный воздух и спешным шагом отправилась на конюшню.
— Игнис, — подошла Катрин к коню, погладила его и, прижавшись к его шее, тихонько заплакала. — Он говорит, что не знает меня, совсем не помнит, — всхлипывала она жалобно и бормотала что-то ему на ухо. Если бы конь мог что-то понять. Впрочем, он, кажется, понимал, устраивал свою голову у нее на плече и тихонько сопел носом, будто подбадривая ее и ласкаясь.
Проплакав некоторое время, маркиза утерла слезы и улыбнулась.
— Я принесла твоих любимых яблок, — она поцеловала коня и принялась кормить. — Как же мы теперь…
— Удивительно, что он подпустил вас, — послышалось за ее спиной. — Эле не подпускает никого, кроме меня и Шаню.
Якул наблюдал за ней уже достаточно долго с прохода в конюшню. Наблюдал с улыбкой, и на душе его становилось тепло и светло при виде этой странной женщины, переодетой в мужчину. Откуда она только взялась на его голову? И что ему делать с ней?
Из-за нее где-то там, у подножия Ястребиной горы, шла война. Где-то там у нее остались двое сыновей и могила мужа. Что он может для нее сделать? Кем он может стать для нее? И нужно ли становиться кем-то?
Он шагнул в конюшню и устало проговорил:
— Вы точно ведьма. Околдовали моего коня.
— Никого я не околдовывала, — фыркнула маркиза. — Мы просто с ним друг друга давно знаем. И никакой он не Эле. Он — Игнис. Правда, Игнис? — обратилась она к коню.
Тот заржал и притопнул копытом, явно с ней соглашаясь.
— Я начинаю понимать желание половины королевства отправить вас на костер, — засмеялся Якул. И протянул руку к гриве животного. — Эле был со мной всегда. Он не предаст, не обманет. Он лучший друг. И, кроме него, у меня нет никого.
Маркиза жалобно посмотрела на Якула. Она не понимала, что случилось с Сержем. Может быть, он забыл ее по доброй воле, потому что она ему опротивела. Может быть, была другая причина. Но, так или иначе, она стала для него чужой. Такой же, как и все остальные. И кроме коня, у него больше никого нет. Эта ужасная мысль разрывала ее сердце.
— Если я и стала ведьмой, то в этом виноваты только вы, — вымолвила она и снова погладила Игниса. — Прощай, мой хороший. Ты — лучший друг.
Катрин повернулась и пошла к выходу из конюшни.
Якул бросился следом за ней и, схватив за локоть, удержал.
— Я виноват только в том, что пытаюсь поступить с вами благородно, — выдохнул он ей в лицо. — Потому что вы… вас… Я знаю, для вас я всего лишь презренный разбойник, но у разбойника тоже живое сердце. И совесть. Своя, разбойничья.
Криво усмехнувшись, она пыталась освободить руку из его пальцев.
— Я видела вашу совесть сегодня утром. И, откровенно говоря, если вы поступите со мной неблагородно, выдав Салету, вы меня весьма обяжете. Все, наконец, закончится. К слову сказать, граф наверняка заплатит вам немалую сумму из ваших же денег, захваченных в Конфьяне, — рассмеялась она. — И это будет забавно. Вы же любите забавы?
Он резко разжал пальцы и отпустил ее.
— Я не воюю с женщинами, — хрипло сказал он. — И не торгую женщинами. Вы свободны.
— Благодарю вас, Ваша Светлость, — Катрин манерно поклонилась и неторопливой походкой вышла из конюшни.
Он смотрел ей вслед и никак не мог понять, что удерживает его от того, чтобы догнать ее, затащить в конюшню и здесь же преподать ей урок, который она должна будет запомнить на всю свою жизнь — нельзя перечить тому, кто сильнее. Он сам этот урок усвоил в первые же дни своего пребывания в этом чертовом логове. Дикие люди, отребье, мерзавцы и убийцы сделали его своим предводителем, дав выбор без права выбора. Либо он соглашается на их условия, либо болтаться ему на том самом суку, на котором висел теперь рыцарь.