Да, любовь ее была странной, не поддающейся пониманию. Но то была любовь. Иначе она не стояла бы теперь там. Маленькая. Одинокая. Замерзшая.
Серж двинулся к жене, на ходу надевая рукавицы.
— Как вы себя чувствуете, мадам? — спросил он, надеясь только на то, что голос его звучит достаточно спокойно.
— Со мной все в порядке, — отозвалась Катрин. — Вам не о чем беспокоиться.
Она взглянула на него, пытаясь увидеть глаза. Те смотрели устало, но вместе с тем спокойно. Такого спокойствия в них не было все эти сумасшедшие два дня.
— Покажите ваши руки, — с мягкой улыбкой попросил он.
Катрин усмехнулась.
— В них нет ничего интересного, — и, сжав пальцы в кулаки, спрятала руки поглубже в плащ.
— Вы собирались ехать за мной одному Богу ведомо куда, но, кажется, даже не взяли с собой рукавиц. Катрин, вы такое еще дитя. Покажите ваши руки.
— Я поеду за вами даже во владения к черту, — пробормотала она, протягивая ему ладони.
Он взял их в свои руки, скрытые теплыми рукавицами, и горько усмехнулся. А потом, кивнув на припухшие следы от заноз, тихо сказал:
— Это тоже в яме?
Еще два дня назад Катрин бы радовалась его заботе. Теперь же та досаждала. Не желая быть обузой, она впервые решительно солгала:
— Да, — и кивнула в подтверждение своих слов.
Он все равно ей не верит, так какая разница.
— Как вам будет угодно.
Серж сдернул с себя рукавицы и сунул ей.
— Сегодня вам придется довольствоваться моим гардеробом, — добавил маркиз.
Катрин послушно натянула на себя рукавицы, мечтая о том, чтобы они поскорее съехали с этого постоялого двора. Но мечте ее не суждено было сбыться так скоро, как она сама рассчитывала.
Едва ли не сбиваясь с ног, из харчевни к ним спешил слегка протрезвевший фрейхерр Кайзерлинг из Вестфалии. В руках он тащил внушительный узел и, что есть мочи, кричал:
— Мессиры! Постойте! Не уезжайте!
Катрин в ужасе метнулась поближе к маркизу, почти вжавшись в него. Маркиз же, недоумевая, невольно обнял ее и прижал к себе. Этот жест отчего-то тронул его до самой глубины сердца. Покуда она, испугавшись, бросается к нему, он не позволит себе покинуть ее.
— Мессиры! — задыхаясь, протянул фрейхерр, наконец, добежав до них. — Юный мессир позабыл в нашей комнате свой плащ. Я считал своим долгом вернуть его!
— Вы очень любезны, фрейхерр Кайзерлинг, — через силу вымолвила Катрин, не решаясь забрать у него из рук свою одежду.
— Да берите же, — фрейхерр подошел ближе и протянул плащ Катрин.
Серж же удивленно следил за происходящим, и видя, как маркиза отпрянула от протянутого узла, будто от гадюки, решительно забрал его из рук незнакомца.
— Что же вы, юноша, не сказали мне вчера, что вас уже связывает нежная дружба с Его Светлостью. Я ведь по незнанию все… — принялся болтать фрейхерр.
— Я говорил вам, что я здесь с родственником, — заикаясь, пробормотала Катрин.
— С братом. Старшим, — сквозь зубы процедил маркиз, чувствуя, как его охватывает гнев.
Воображение живо подбросило ему картину того, что так напугало Катрин. Он опустил глаза к ней и тихо спросил:
— Он что-то сделал тебе?
Ее хватило лишь на то, чтобы отчаянно замотать головой и крепко обнять его руку.
— Что ж, коли так все благополучно разрешилось, — довольный собой и собеседниками воскликнул фрейхерр, — то позвольте откланяться! Доброго пути вам, мессиры. Коли чего, заглядывайте к нам, в Вестфалию. Спросите фрейхерра Кайзерлинга, и всякий вам укажет, где его найти.
С этими словами он поклонился и был таков, даже не подозревая о том, что еще мгновение, и здоровье его очень сильно пошатнулось бы, поскольку маркиз де Конфьян едва сдерживал желание на нем размять свои кулаки, которые от бессилия чесались.
— Очередной ваш поклонник? — спросил он Катрин, глядя вслед фрейхерру и надеясь лишь, что то, как Катрин сейчас держит его за руку, поможет ему совладать с собой и не двинуться вслед за вестфальцем.
— Что вы, — манерно произнесла маркиза, — зачем мне какой-то фрейхерр из какой-то Вестфалии, коли у меня есть король.
— Ехать будете снова со мной на одной лошади. Когда Инцитат устанет, пересядем на Фабиуса! — рявкнул он, но от нее не отпрянул, не отстранился.
— К чему такие сложности? — проворчала Катрин, все же отпуская его. — Когда Инцитат и Фабиус устанут, можно будет остановиться на ближайшем постоялом дворе. Думаю, там найдется комната для меня, корм для коней и своя Аделина для вас.
Губы его искривились в подобии улыбки.
— Ах да, как я мог позабыть? Вы верите лишь в любовь меж равными — герцог, маркиз, король. Трубадуру же довольно и шлюхи из придорожной харчевни.
Он вручил ей узел с ее плащом, рывком поднял ее над землей и усадил на коня, который дожидался их.
— И ехать мы будем без остановок. До заката я намерен добраться до Фенеллы, забрать нашего сына и отправиться домой.
— Я не посмею указывать трубадуру, чем ему следует довольствоваться. Он вправе решать сам, — Катрин вздохнула. Как же она устала спорить с ним. Если бы только он поверил ей, она простила бы ему все.
Устроившись на коне позади нее и почувствовав, наконец, собственную жену в плену своих рук, которые невольно обнимали ее, держа повод, Серж только и смог, что выдохнуть ей в ухо:
— Трубадур решил.
XXXXI
Вневременье, Санграль
В воздухе что-то звенело, почти причиняя боль. Отдавалось набатом в голове, билось в висках, заставляло пересыхать в горле.
Потом звон резко прекратился. Зато раздался голос. Где-то совсем рядом.
— Вот и ты. Я ждал тебя.
— Кто ты? — спросил Мишель, оглядываясь, но ничего не видя. — Где ты?
— Не узнаешь?
Перед глазами короля чуть забрезжил свет. И в этом свете отразился темный силуэт. Он все приближался, приближался, но разглядеть его до конца было невозможно — изображение будто расплывалось перед лицом.
— Я же узнал тебя сразу, Наве.
— Кто ты? — настаивал Мишель.
— Я — прошлое. Ты — будущее.
Воздух колыхнулся. А картинка, наконец, стала четкой и ясной. Перед Мишелем стоял он сам. Лет на сорок старше. С белоснежной бородой, длинными волосами и в черных истрепанных одеждах. Но все-таки это был он сам.
— Я — Великий Белинус, — сказал старик. — А ты — король из рода Наве.
— Ты повелитель дня и ночи, — медленно проговорил Мишель. — Ты все можешь. Помоги мне!
