— Эй! — окликнул его мэтр и выдернул из ряда одну из елок. — Возьмите эту. Королеве понравится. И тем быстрее вы отправитесь на Монсальваж.
— Не понравится! Она кривая, — не останавливаясь, проворчал Его Величество. — Но у меня достаточно времени, чтобы выбрать подходящую, потому что я никуда не поеду.
Петрунель ошарашено посмотрел на короля и поставил елку на место.
— Двадцать первый век скверно на вас влияет, дорогой кузен. Вы сошли с ума?
— Что вы! Я в своем уме, как никогда ранее, — Мишель резко развернулся и оказался лицом к лицу с мэтром. — Чего вы привязались?
— У нас с вами уговор, Ваше Величество. Без Санграля вы не сможете получить назад свою жену! Она останется здесь. Навсегда.
— Да, Петрунель, она останется здесь. Навсегда, — повторил вслед за ним Мишель.
Петрунель вскинул брови и участливо посмотрел на короля.
— Да вас лихорадит, не иначе, Ваше Величество! Вы готовы потерять королеву Мари из-за такой безделицы как роман с маркизой? Или Ее Величество уже наскучила вам?
— Не ваше дело! — рыкнул Мишель в лицо магистру. — Ступайте и продавайте ваши чертовы деревья!
Он снова развернулся и пошел прочь от Петрунеля.
— Допустим, наскучила, — не отставал от него ни на шаг маг. — Но уверены ли вы, что сможете спокойно спать, зная, что вашего сына воспитывает чужой мужчина!
И, дернув короля за рукав, он показал на другой конец елочного ряда, где возле королевы Мари стоял… Алекс Романи.
Он отчаянно размахивал руками и, судя по лицу, горячо говорил, пытаясь убедить в чем-то Ее Величество.
Мишель снова остановился и с минуту смотрел на разыгрывающуюся на его глазах сцену. И каждое мгновение принимал новое решение. Добавить Алексу затрещин. Убедить Мари вернуться с ним. Придумать, как остаться здесь.
— Говорите уже, зачем явились, — сказал Его Величество Петрунелю, сдерживая закипающий гнев.
— Всего лишь напомнить, что времени не так много, как вам хотелось бы. Вы, конечно, предприняли еще не все. Можно попробовать устроить своей супруге ухаживания с походами в кино и поцелуями на последнем ряду. Можно исполнять любое ее желание. Можно, в конце концов, отправиться к семейному психологу и постараться разобраться в ваших отношениях. А можно отправиться в Монсальваж и найти там Санграль. Он решит ваши проблемы.
В этот момент Алекс Романи бухнулся перед Мари на колени и, хватая ее за руки, на весь рынок воскликнул:
— Мари! Я всю жизнь мечтал о ребенке! Поверь, он изменит меня! Уже изменил!
Лица королевы видно не было — она стояла спиной к королю и Петрунелю.
— Может быть, еще подскажете, каким образом ваш камень решит мои проблемы? — король мрачно посмотрел на мэтра.
— Вы будете обладать силой, способной вернуть вам ее любовь. И сможете забрать ее в Трезмон. Уже навсегда. Поверьте, не стоит недооценивать Санграль. Он может… все!
Мари вырвала ладонь из рук Алекса и что-то тихо заговорила, достаточно тихо, чтобы слов ее слышно не было на этом конце ряда.
Его Величество рассмеялся.
— Нельзя вернуть то, что и так принадлежит мне.
Мари вдруг повернула голову в его сторону и беспомощно кивнула на Алекса, который продолжал что-то болтать.
Почти бегом Мишель бросился к жене, позабыв о занудном мэтре. Подскочив к Алексу, он схватил его за воротник куртки, поднял на ноги и холодным тоном проговорил:
— Если вы, месье, еще хотя бы раз подойдете к моей жене и, упаси вас бог, что-нибудь предложите в отношении моего ребенка, никакой даже самый достойный лекарь вам не поможет. Это понятно?
Месье Романи согласно кивнул, но тут же сообщил:
— Непонятно!
Потом перевел оторопевший взгляд на Мари и спросил:
— Так это кто кого обманывал столько времени? А? Ты была замужем… беременна… И при этом крутила роман со мной? Так это ты использовала меня!
Мари моргнула. Два раза. А потом улыбнулась и тихо сказала:
— Именно, милый. Потому ты с легким сердцем можешь искать себе другую жену и мать своих будущих детей. И даже не одну!
Взяв жену под руку, Мишель двинулся вдоль елок, от которых у него уже рябило в глазах.
— В той стороне нет ни одной красивой. А ты здесь что-нибудь нашла?
— Господи… Бери любую и поехали. Еще немного, и у меня лопнула бы голова.
XXIX
24 декабря 1186 года, королевство Трезмон, «Ржавая подкова»
Жизнь рыцаря — штука весьма сложная. Попробуй, продержись днем в седле после ночных возлияний, а уж коли еще и будят на рассвете, так и вовсе с коня упадешь. А ежели в бой идти? Или турнир приключится?
Но на рассвете 24 декабря, накануне Рождества, когда, казалось бы, спать да спать кому где (кому в комнатах на жестких топчанах, в предрассветный час кажущихся мягче любых перин, кому в кроватях на женской груди, что приятнее всякой подушки, кому на лавке харчевни после веселой ночи в приятном обществе), благородные рыцари были разбужены гневным голосом сладкоголосого трубадура, только накануне развлекавшего публику веселыми своими сочинениями. Как, однако, противен бывает и такой голос, если ранним утром, когда едва восходит солнце, он вырывает из нежных объятий Морфея.
— Ваша Светлость, — жалобным голосом отвечал держатель постоялого двора, — да почем мне знать, кто там куда переехал. Метель эта, рыцари разгулялись — поди, и сами помните, чего ночью было. Где уж мне еще за юнцами зелеными следить.
— Да оттого, что то прямая ваша обязанность. Вы селили, вы переселяли, а отыскать его мне необходимо сию минуту! — громыхал маркиз де Конфьян. — Коли вы сами не припомните, куда определили его, так мне придется стучать в каждую дверь, покуда не разбужу всех, кто здесь остановился!
— Да вы и так уж всех перебудили, — проворчал хозяин и тяжело вздохнул. — Как хоть звали-то вашего соседа, вы знаете?
Серж помедлил несколько минут. А черт его знает, как она могла представиться этому непроходимому тупице! Хотя за звание тупицы они вполне могли поспорить. Хозяин постоялого двора всего лишь не мог разыскать одного из своих постояльцев. Маркиз же, кажется, потерял единственную женщину, которую мог любить.
Так как она могла здесь представиться? Времени придумывать себе фальшивое имя у нее, конечно, быть не могло. Слишком она торопилась. Серж невольно вспомнил порывистые ее движения, суетливость рук, дрожь пальцев. Не до выдумок!
— Дю Вириль, — медленно произнес маркиз, — его имя — дю Вириль.
— Ах этот дю Вириль! — вспомнил хозяин гостиницы и улыбнулся. — Хлопотный юнец. Сперва требовал себе отдельную комнату, а после соседства с Вашей Светлостью был согласен на любую — лишь бы съехать. И нет бы спать — в его годы сон молодой самый здоровый да крепкий, а он среди ночи примчался сюда и потребовал оседлать своего коня.
