Сразу после Боткина меня посетил Яков Аполлонович Гильтебрандт. Вообще-то с началом войны моряки опростоволосились. Покушение на меня, которое поначалу никто не соотнес с японцами, тем более что боевую группу захватили уже через несколько часов и виновные были установлены быстро, привело всех в Порт-Артуре в такой шок, что даже неспровоцированное нападение на наших стационеров в порту Чемульпо никто не воспринял как начало войны. Я же в тот момент лежал в коме. А японцы после потопления «Корейца» вроде как извинились и предложили считать это всего лишь неприятным инцидентом, каковые здесь, на Дальнем Востоке, в последние полгода происходили регулярно. То перестрелка между миноносцами случится, то японцы сымитируют торпедную атаку на наши корабли, отвернув в последний момент, то остановят наш транспорт для досмотра. Однако, поскольку каждый мирный день работал на нас, я жестко, как Сталин в 41-м, требовал «не поддаваться на провокации». Наш флот на Дальнем Востоке пока уступал японскому, но на Балтике уже формировалась эскадра из двух броненосцев и шести броненосных крейсеров, которую собирались провести на Дальний Восток Северным морским путем с помощью трех ледоколов — «Ермака» и еще двух, являющихся его развитием, — «Семена Дежнева» и «Федота Попова». Построенные в прошлом году, они были на две тысячи тонн водоизмещения больше «Ермака» и могли преодолевать лед на полметра толще. А даже и «Ермак» сумел уже дважды пройти Северным морским путем за одну навигацию. Так что все должно было получиться — к осени наш флот обещал формально сравняться с японским. А если учесть, что наши боевые корабли обладали несомненно лучшими в мире системами управления огнем, которые к тому же флотом были полностью освоены, а также имели если и не лучшие, то во всяком случае одни из лучших ускорители заряжания и развитую систему непотопляемости, да еще обладали всеми преимуществами нефтяного отопления котлов, мы должны были японцев заметно превзойти, несмотря на практически равные «формальные» параметры — водоизмещение, скорость хода, калибр и количество орудий, принципы размещения артиллерии и толщину броневой защиты. Тем более что наши новые крейсера и броненосцы уже имели крупповскую броню, которую на моих заводах начали производить через полгода после того, как ее запустил в производство сам Крупп, а на большинстве японских кораблей, кроме самых новых, стояла гарвеевская, обеспечивавшая на пятнадцать-семнадцать процентов худшую защиту. Ну да это было объяснимо, поскольку корабли им в основном строили англичане.
Так вот, моряки опростоволосились — позорно проморгали нападение японцев. Впрочем, это было не совсем обычное нападение. За пять дней до него японцы сумели захватить два наших корабля — пароход РОПиТ «Десна», шедший из Одессы, и нефтеналивник моей собственной Сахалинской нефтяной компании. Причем им удалось сохранить эти захваты в тайне. Оба судна были разгружены, а затем забиты камнями так, что осели в воду почти до палубы. И вот эти два перегруженных парохода команды из «камикадзе» сумели затопить прямо на фарватере Порт-Артура. Хотя слово «камикадзе» применительно к людям здесь еще не употребляли, но как еще можно назвать людей, часть из которых, после открытия кингстонов, сделали себе сэппуку, а остальные открыли огонь из винтовок и револьверов по приближающимся к ним катерам и отстреливались до упора? Подойти к затонувшим судам не удавалось целых два с половиной часа, пока сопротивление японцев не было подавлено артиллерией истребителей миноносцев, приблизившихся к видневшимся над водой надстройкам, в которых засели японцы, и обработавших их шрапнелью. Из восьмидесяти человек, составлявших команды обоих судов, в плен удалось взять лишь семерых, причем троих, похоже, только потому, что они потеряли сознание вследствие многочисленных ранений.
А на следующий день пришло сообщение о героической гибели «Гридня».
Узнав о том бое, я долго клял себя последними словами. Ибо первая победа в этой войне — а несмотря на то что «Гридень» погиб, этот бой однозначно являлся победой — была одержана в том числе и с помощью того, во что я напрочь не верил, — с помощью тарана. Капитан Брилев оказался не только неплохим дипломатом, сумевшим раскрутить маховик всемирного возмущения японцами, но и умелым тактиком. Он открыл огонь по движущимся по фарватеру японцам, еще стоя на месте, воспользовавшись своим преимуществом в том, что на его крейсере были отличные дальномеры и более совершенная система управления огнем, которая к тому же управляла артиллерией одного калибра. Так что японский броненосный крейсер «Асама», двигавшийся в голове кильватерной колонны по центру фарватера и задававший эскадренную скорость, из-за чего сам он не имел возможности разогнаться, был накрыт уже третьим залпом, едва прошел траверз острова Идольми и еще до того, как успел открыть огонь. А первое попадание «Асама» получил уже на четвертом залпе.
Когда японцы начали отвечать, Брилев снова показал себя не только умелым командиром, но еще и человеком, знающим скрытые пружины высокой дипломатии. Он поднял якоря и двинулся от места якорной стоянки, но не прямо навстречу японским кораблям, а заложил дугу и занял такую позицию, чтобы его крейсер встал на прямой линии, соединявшей японские корабли с английским стационером. Так что японские перелеты начали падать в опасной близости от англичанина. И это привело к тому, что три снаряда попали-таки в «Эклипс». Причем первый прилетел очень быстро, едва ли не на втором после изменения русским крейсером позиции, залпе японцев, и разорвался на юте, где собралась почти вся команда английского крейсера, чтобы понаблюдать за боем. Англичане потеряли сразу же одиннадцать человек убитыми и более двадцати ранеными. А два других снаряда, добравшихся до «Эклипса» минут через двадцать после первого, один за другим попали в палубу в центральной части, не продырявив ее, но сбив одну трубу, мачту и изрешетив осколками шлюпки, вентиляционные раструбы и казенники орудий. А также ранив еще четверых.
Оборванная вследствие падения мачты антенна радиостанции и забота о раненых не позволили капитану английского крейсера быстро передать информацию о случайном характере полученных повреждений, а переданные другими капитанами рапорта, почти немедленно переправленные в Париж, Рим и Вашингтон по телеграфному кабелю, оказались излишне живописными. В результате сначала и в Европе, и в САСШ, и в самой Англии широко распространилась версия о том, что японцы атаковали чуть ли не все европейские корабли в Чемульпо, не пощадив даже своих союзников англичан. Это вызвало взрыв возмущения «коварными и подлыми азиатами» по всей Европе и в САСШ. Даже в союзной Японии Англии состоялось несколько демонстраций под лозунгами «Наказать вероломных азиатов!». Через пару дней с этим в основном разобрались, но осадочек остался. И потом очень нам помог…
К тому моменту, когда «Асама» прошел последний поворот перед входом на рейд, «Гридень» добился шести попаданий, нанеся ему довольно заметные повреждения. Но и сам получил три снаряда, в том числе двухсоттрехмиллиметровый «чемодан», который уничтожил одну из полубашен левого борта и вызвал пожар. Но капитан Брилев тут же развернулся, задействовав уцелевшую артиллерию правого борта и прикрыв надстройкой пожарные команды. С этого момента преимущество русского крейсера в наличии системы управления огнем сошло на нет, поскольку дистанция боя сократилась до двадцати кабельтов и продолжала уменьшаться. Но большая свобода маневра у «Гридня», не стесненного узким фарватером, по-прежнему сказывалась на течении боя. Русский крейсер искусно маневрировал, стараясь защититься от огня остальных кораблей корпусом головного японского броненосного крейсера, и, регулярно меняя ведущие огонь борта, давал возможность пожарным командам тушить возникающие пожары в относительной безопасности, а расчетам в это время устранять повреждения у орудий. «Асама» же, лишенный возможности такого маневра, вынужден был подставлять противнику один и тот же борот, артиллерию которого русские постепенно приводили к молчанию, а его пожарным командам приходилось постоянно работать под огнем, что резко снижало эффективность их действий.
