Лера из чистого азарта сначала отвечала на его вопросы, но вскоре ей надоели бесплодные споры. К тому же парень своей болтовней мешал ей сосредоточиться на больных.
— Если не ошибаюсь, вас зовут Владимиром? — холодно спросила она Знайку.
Тот кивнул.
— Так вот, Владимир, вы не мой ученик, а я, слава богу, не ваш преподаватель, поэтому держите свой язык за зубами там, где это требуется. Я буду отвечать вам только на те вопросы, которые сочту уместными и грамотными.
— Нечестно, — возразил Знайка, ничуть не смутившись, — вы должны дать нам широкую картину, осветить все…
— Я не могу осветить все, — сухо перебила Лера, — я не лампочка, а лечащий врач. И меня больные ждут в соседних палатах.
Полный едва заметно улыбнулся.
— Ладно, — парень демонстративно засунул руки в карманы халата, — не знаете, как ответить, так и говорите.
Осмотр двух следующих палат прошел в относительной тишине и спокойствии. Девушка и полноватый парень, которого звали Дима, вежливо расспросили Леру о лечении язвы, сами обследовали больных с ее позволения и сделали кое-какие пометки в своих тетрадях. Знайка мрачно стоял за их спинами, всем своим видом показывая, что процесс не представляет для него ни малейшего интереса, и вообще, все это детские игрушки в сравнении с настоящей медициной.
Лера вздохнула с облегчением: ей совсем не хотелось вести ребят в восьмую палату; но, увидев, что нахальный парень ведет себя сносно, она решилась.
Однако решение ее оказалось опрометчивым. Едва зайдя к астматикам. Знайка невероятно оживился. Он попросил у Леры собственноручно прослушать Скворцова, долго тыкал трубкой в его тощую грудь, чем привел старика в бешенство. Лера отобрала у парня фонендоскоп, но Степаныч уже завелся на полную катушку. Раньше, когда с дедом случались подобные приступы острой мизантропии, на помощь всегда приходил Андрей. Он двумя фразами мог поставить того на место, при этом не задев его самолюбия.
Сейчас же Андрей молчал, с безучастным видом наблюдая за красным от гнева стариком и, пытающейся утихомирить его Лерой.
Наконец Степаныч замолчал, поднялся с постели и в знак протеста ушел в туалет. В палате наступила благодатная тишина.
— Хотите осмотреть другого пациента? — предложила Лера девушке.
— Хочу, — обрадовалась та.
— А можно взглянуть в его историю болезни? — тут же встрял Знайка.
Лера хотела сказать «нет», но, покосившись на Андрея, кивнула.
Пусть тот не думает, что она хочет что-то скрыть от студентов, тем более маловероятно, что парень заметит приписанный Настей препарат, скорей всего, он посмотрит в самый конец.
Однако Знайка заметил. Лицо его стало сосредоточенным, глаза заблестели, как у охотничьей собаки. Он долго изучал записи, потом перевел взгляд на Леру.
— Я правильно понял, ваш пациент месяц назад шел на выписку? — Знайкины глаза буравили Леру из-под стекол очков.
— Да, — коротко сказала та.
— И потом ему внезапно стало хуже? Остановка сердца, реанимация. Вы выписали ему обзидан?
Лера молчала. Что она могла сказать этому нахальному, дотошному мальчишке, думающему, что вся работа врача заключается в штудировании наизусть глав из учебника по терапии? Объяснить ему, что он горько ошибается, что когда он перестанет быть студентом, получит диплом и придет в отделение, то поймет, что одних теоретических знаний слишком мало. Что бывают разные обстоятельства, которые делают врачей беспомощными, как и любых людей, что мало просто любить и выполнять свою работу, а иногда приходится еще и врать, выворачиваться, выкручиваться, принимать на свои плечи чужую вину.
Как она могла сказать все это здесь, сейчас, за несколько минут? Да он бы и не поверил ей, как когда-то она сама не поверила бы таким словам.
Знайка истолковал ее молчание как подтверждение собственной вины.
— Но ведь это вопиющая ошибка, — возмутился он. — Любой терапевт должен знать, что астматикам обзидан запрещен. А еще учите нас, как себя вести!
Лере показалось, что ей дали пощечину. Большего унижения она представить не могла. Что бы она сейчас ни предприняла, начала бы оправдываться или резко отбрила студента — все выглядело бы одинаково жалко и недостойно. Она продолжала молчать, чувствуя, как жар заливает лоб и щеки.
— Володя! — шепотом произнесла девушка за ее спиной. — Это хамство с твоей стороны!
— Брось, Лина, — громко возразил парень. — Она нам читает нотации, строит из себя профессора, а сама творит бог знает что. Ошибка-то азбучная.
— А ты, парень, часом, не пророк ли Магомет будешь? Лера вздрогнула и обернулась. Андрей сидел на кровати в своей излюбленной позе, скрестив руки на груди, и пристально, спокойно разглядывал Знайку.
— При чем здесь Магомет? — удивился парень.
— Да при том, — медленно, с расстановкой произнес Андрей, — что только пророки никогда не ошибаются и имеют право судить обо всем с такой непоколебимостью, как это делаешь ты. Вот я и решил, может, ты — это Магомет, явивший нам свою мудрость?
Лера не узнавала его. Никогда раньше не видела она у Андрея такого лица, даже когда приходила к нему в реанимацию. Тогда оно было замкнутым, отчужденным, но все-таки привычным и родным. Сейчас перед ней сидел просто другой человек. Его глаза утратили теплоту и стали ледяными. От него явственно исходила угроза — Лера могла поклясться, что ощущала ее почти физически. Видимо, и Знайка почувствовал что-то, сразу притих, плечи его слегка ссутулились.
— Чего молчишь? — холодно усмехнулся Андрей, продолжая гипнотизировать парня взглядом. — Нечего сказать?
— Да чего вы? — неуверенно промямлил тот совершенно иным тоном, чем был у него пять минут назад. — Я ж ничего… Только спросил.
— Ну теперь извинись за свои дурацкие вопросы. Давай шевелись, мы все с нетерпением ждем. — Андрей, казалось, не двигался и не менял положения тела, будто окаменел в одной позе.
— Еще чего! — воспротивился Знайка. — Нашел дурака! Сам извиняйся, если тебе так хочется… — Он хотел что-то еще прибавить, но стих, опасливо поглядывая на Андрея.
Тот медленно расцепил руки, оперся ими о кровать и повторил, не повышая голоса:
— Мы ждем.
— Виноват, — пробормотал парень, совсем стушевавшись. — Извините.
— Валерия Павловна, — подсказал Андрей.
— Извините, Валерия Павловна, — точно школьник, послушно повторил Знайка и опустил глаза.
— Свободен. — Андрей удовлетворенно кивнул и вернул руки в прежнюю позицию.
Студент, ни слова не говоря, развернулся и вышел. Секунду все молчали. Затем девушка робко произнесла:
— Он всегда такой. Невыносимый. Сам страдает из-за этого и продолжает лезть на рожон.
