Сивилла задумчиво ответила:
— Я не имею об этом никакого понятия.
Но произнося это, она взглянула на пустую стену перед собой и, продолжая ощущать себя Сивиллой, в то же время почувствовала себя маленькой девочкой. Это означало не уподобляться ребенку, а быть ребенком. Потом Сивилла услышала, как ее губы произносят:
— Когда я была маленькой, мне не давали слушать сказки да и вообще любые истории, которые были «неправдой». Не разрешали мне и сочинять истории. Но я любила писать, в особенности рассказы о животных и стихи. Когда мама и папа заставили меня пообещать, что я больше не буду так делать, я изобрела способ «писать» без того, чтобы писать. Я вырезала слова и отдельные буквы из заголовков газет и складывала вырезки в маленькие серые коробочки, которые брала с собой в школу. Потом я наклеивала буквы на листы плотной бумаги, и таким образом из букв складывались слова, а из слов складывались абзацы, так что я могла писать, хотя на самом деле не писала. Ты понимаешь?
Ошеломленная Тедди напомнила подруге:
— Но ты только что говорила, что у тебя нет об этом ни малейших воспоминаний.
— У меня их и не было, — спокойно ответила Сивилла, — но теперь они появились. Понимаешь, я изобрела этот прием, когда ходила в третий и четвертый классы, после того как умерла моя бабушка.
Третий и четвертый классы после смерти бабушки? Спокойствие Сивиллы мгновенно испарилось, когда она осознала смысл произнесенного ею.
Из тумана, сгустившегося над двумя потерянными годами Сивиллы (в промежутке между девятью и одиннадцатью годами), проступили воспоминания Пегги Лу и стали принадлежать Сивилле. Воспринимая воспоминания Пегги Лу как свои собственные, бодрствующее «я» по имени Сивилла смогло воспроизвести события из детства этого альтернативного «я». И в тот же момент Сивилла осознала, что чувствовала себя сейчас не как Пегги Лу — она чувствовала себя единой с Пегги. Пентотал расчистил неиспользуемую линию связи между Сивиллой и одним из ее альтернативных «я», восстановив фрагмент потерянных лет. Сивилла, которой никогда не было десять или одиннадцать, на миг перепрыгнула в этот возраст. То, что началось как обычная болтовня за завтраком, стало важной вехой на пути восстановления исходной личности Сивиллы.
Одновременно с этим новым ощущением единства с Пегги Лу возникло совершенно новое отношение к самой Пегги Лу и к другим «я». Сивилла обрела способность отличать то, что она делала «как кто-то другой», от того, что она делала «в качестве самой себя». Сивилла, которая раньше, по определению Вики, стояла в стороне от всех, теперь приблизилась к ним.
Оценивая «других» глазами доктора Уилбур, глазами Тедди, а теперь и собственным восприятием, Сивилла не без юмора задумывалась над тем, почему, несмотря на наличие этих «мальчишек и девчонок», вуаль одиночества, нависавшая над ней, так и не приподнялась. «Давай устроим для всех нас вечеринку», — прошептала Мэри из какого-то уголка сознания. Сивилле стало смешно.
К Рождеству 1958 года Сивилла принимала наличие других «я» с известным чувством юмора, достаточным для того, чтобы включить их в свое рождественское поздравление доктору Уилбур. На серии собранных в гармошку открыток, задуманных и изготовленных самой Сивиллой, было написано:
НАШЕМУ ДОКТОРУ УИЛБУР
Множество поздравлений — от Сивиллы.
Любовь — от Вики.
Пожелание счастливых каникул — от Ванессы Гейл.
Веселого Рождества — от Мэри.
Веселых Святок — от Марсии и Майка.
Наилучшие пожелания — от Сивиллы Энн.
Счастливого Нового года — от Пегги.
Доктор Уилбур отметила, что аппликация рядом с поздравлением Пегги была выполнена из осколков стекла, что Сивилла не прислала поздравления от Клары, Нэнси, Марджори, Рути, Элен, Сида и что Пегги Лу и Пегги Энн были представлены какой-то единственной Пегги. Уже то, что Сивилла от своего многолетнего отрицания «других» перешла к тому, что разделяла с ними праздничное настроение, было в категориях психоанализа поворотным моментом.
К сожалению, для Сивиллы пентотал стал волшебным средством, а доктор Уилбур — чародейкой, способной даровать просветление. Зависимость от врача, которая развилась у Сивиллы в процессе терапии пентоталом, создала у нее ощущение того, что она любима и важна. Начиная требовать инъекций пентотала, Сивилла действовала так, будто может контролировать своего врача, а через это — контролировать Хэтти Дорсетт. Погрузившись в эту двойную зависимость, Сивилла ощущала тот же покой, который ощущала возле матери до того, как ее отняли от груди, заменив теплый человеческий сосок холодным резиновым. Впадая в эйфорию сразу по ряду пунктов, Сивилла стала относиться к пентоталу как к средству достижения экстаза и спасения.
Однако доктора Уилбур все больше тревожила ситуация с пентоталом. Доктор не считала нужным применять инъекции, ей не нравилась растущая зависимость от них у Сивиллы и то, что Сивилла использовала пентотал для разрешения своих проблем. В отличие от Сивиллы доктору было ясно, что не существует лекарства, способного снять коренные психические проблемы или конфликты. Хотя пентотал из-за его специфического воздействия оказался ценным инструментом, помогающим вскрыть похороненные воспоминания, обрести потерянное время, приблизить Сивиллу к ее альтернативным «я», тем самым уменьшая чувство неполноценности, он все же не смог обеспечить доступ к основным травмам, к базовым деформациям, созданным в первую очередь Хэтти Дорсетт и усиленным собственными защитными маневрами Сивиллы. А ведь именно от рассасывания этих травм зависело окончательное исцеление, интеграция, восстановление.
Более всего беспокоило доктора то, что, благоприятно воздействуя на Сивиллу в области свободы ощущений, пентотал в то же время угрожал возникновением самой обыкновенной наркотической зависимости. Чувствуя, что плюсы не перевешивают риск, доктор Уилбур решила прекратить этот курс терапии.
Именно потому первый уик-энд начала марта 1956 года оказался тяжелым не только для Сивиллы, но и для «всех остальных», как она называла свои альтернативные «я». Это был уик-энд с пентоталовой «ломкой».
— Что я такого сделала, что доктор Уилбур наказывает меня, отняв пентотал? — жаловалась Сивилла Тедди Ривз. — Что я такого сделала, чтобы доктор обиделась на меня?
— Доктор собирается прийти к тебе, — повторяли Пегги. — Мы это знаем точно.
Марсия, печально покачивая головой, сказала:
— Нет, доктор не придет сегодня, да и вообще никогда не придет.
Нэнси сказала:
— Кто знает… Все может быть.
— Нет, доктор Уилбур не придет, — заметила Вики. — Она не собирается отступать в вопросе с пентоталом. Решение прекратить инъекции было принято ради нашего же блага. Она сказала, что у нас развивается сильное привыкание к нему. Я ей доверяю.
Слыша, как кто-то поднимается по лестнице или проходит мимо дверей, Марсия и Ванесса, Майк и Сид, Нэнси, Сивилла Энн, Мэри и обе Пегги, чувствуя дрожь возбуждения, ждали прихода доктора Уилбур. Замирающие вдали звуки шагов были крушением их надежд.
