Часть 2
Становление
8. Уиллоу-Корнерс
Путешествие в Коннектикут привело к определенному изменению не только в других личностях, но и в самой Сивилле. Менее настороженная, менее скованная этим летом 1955 года в сравнении с первыми семью месяцами анализа, Сивилла начала рассказывать о впечатлениях детства. Неожиданных откровений по поводу истоков конфликта не было, но из описания городка и того окружения, в котором Сивилла — предположительно родившаяся цельной — превратилась в конгломерат личностей, доктор Уилбур сумела сделать ряд выводов, которые позже помогли выявить и исходную причину. Так и получилось, что доктор Уилбур все чаще водила Сивиллу — а заодно и Вики — в короткие экспедиции по Уиллоу-Корнерсу, штат Висконсин, где Сивилла, родившаяся 20 января 1923 года, провела первые восемнадцать лет своей жизни.
Уиллоу-Корнерс располагался в юго-западной части Висконсина, неподалеку от границы с Миннесотой. Пейзаж — типично равнинный; ярко-синее небо нависало так низко, что до него, казалось, можно было достать рукой. Говорили здесь с местным акцентом — резким, носовым, а мужчины и женщины, приезжавшие в своих открытых повозках в город с близлежащих ферм, были постоянным напоминанием о том, что опорой городка остается земля.
В самом городке росло множество высоких кленов и вязов, но, несмотря на его название, совсем не было ни ив, ни ветел. Дома, большинство из которых были построены людьми, работавшими на Уилларда Дорсетта, представляли собой в основном белые каркасные строения. Немощеные улицы, пыльные в сухие дни, от дождя превращались в грязное болото.
Внешне в Уиллоу-Корнерсе не было ничего примечательного. Основанный в 1869 году, он был даже не небольшим, а просто крошечным городком, скучные новости о тысяче обитателей которого, живущих на площади в две квадратные мили, отражались в «Корнерс курьер», еженедельной городской газете с типичными заголовками: «Маленький жулик набедокурил во дворе Джонсов»; «Во вторник в средней школе состоится пикник Клуба матерей».
Некогда пограничный населенный пункт, Уиллоу-Корнерс стал развиваться с появлением железной дороги. Во времена Сивиллы городок жил главным образом за счет пшеницы, которую выращивали окрестные фермеры. На Мэйн-стрит, в центре города, располагались универмаг, магазин хозяйственных товаров, небольшой отель, аптека и банк. Характерными для Уиллоу-Корнерса были оружейная лавка, напоминавшая о пограничном прошлом городка, и два зерновых элеватора — основа его экономической жизни. Магазины были открыты по вечерам во вторник и субботу, когда родители со своими детьми совершали праздничный ритуал совместных покупок. Заодно это предоставляло возможность обменяться новостями и слухами.
В городке было два полисмена: один работал в дневную смену, а другой — в ночную. Был один юрист, один дантист и один врач. Всегда наготове стоял автомобиль скорой помощи, чтобы доставить больного в ставшую уже всемирно знаменитой клинику Майо в Рочестере, штат Миннесота, в восьмидесяти милях от Уиллоу-Корнерса.
Типичный среднеамериканский городок придерживался республиканских убеждений во внутренних делах, изоляционистских — в делах внешних и имел расслоенную социальную структуру, на одном полюсе которой располагалась денежная элита, а на другом — рабочий класс. Ошибочно принимая деньги за добродетель, население городка было склонно почитать богатых, каким бы путем ни было нажито их богатство и как бы эти богатые себя ни вели — вопреки всем усилиям добрых дам из Клуба читателей Уиллоу-Корнерса, Музыкального клуба Уиллоу и Хорового общества графства Уиллоу, старавшихся нести культуру в массы.
До рождения Сивиллы и первые шесть лет ее жизни самым богатым человеком в городке был ее отец. Этот статус он потерял во времена Великой депрессии, когда понес тяжелые потери. С 1929 года, когда Сивилле исполнилось шесть лет, и до 1941 года, когда в восемнадцать лет она покинула городок, отправившись учиться в колледж, самыми богатыми людьми были Стикни, фермеры немецко-скандинавского происхождения, владевшие местным банком, а также некая миссис Вейл, вульгарная и неотесанная женщина, вступившая последовательно в пять удачных браков, владевшая недвижимостью в городке и серебряной шахтой в Колорадо.
В Уиллоу-Корнерсе, как мог бы предсказать любой социолог, имелись церкви различных вероисповеданий. Фундаменталистское крыло варьировалось от баптистов седьмого дня, основавших первую в городе церковь, до адвентистов седьмого дня, церкви Святого Иоанна Крестителя Ласальского и церкви Собрания Божия. Методисты, конгрегационалисты и лютеране косо смотрели друг на друга и на католиков, которых все они считали воплощением зла.
Фанатизм свирепствовал, и городок, хотя и являлся богобоязненным по убеждениям, по делам своим часто был жесток. Насмехались над умственно отсталым мороженщиком и издевались над телефонисткой с нервным тиком. Предрассудки в отношении евреев, которых в Уиллоу-Корнерсе было не много, и негров, которых там не было вовсе, цвели пышным цветом.
О фанатизме и жестокости по ходу событий несколько подзабыли, и городок в бездумной своей эволюции впал в какой-то необоснованный оптимизм. Оптимизм этот выражался в таких лозунгах, как «Если сразу не получается — пытайся снова и снова», и в таких прописных истинах, как «Сегодняшние ростки надежды завтра станут цветами», запечатленных на скрижалях в помещении, которое совмещало функции гимнастического и актового залов и использовалось и начальной и средней школами. Эти завтрашние цветы, увядавшие на сегодняшних листьях ограниченности, попросту не попадались достойным гражданам Уиллоу-Корнерса.
На Вайн-стрит, неподалеку от обеих школ, стоял дом Дорсеттов, уже всплывавший во время психоанализа, — тот самый белый дом с черными ставнями. Черное и белое считаются полюсами жизни или символами жизни и смерти, однако строитель Уиллард Дорсетт не предусматривал такой символики. У Дорсетта на уме были лишь утилитарные соображения: просторные лужайки, цокольный фундамент, гараж и небольшая пристройка, служившая ему столярной мастерской и офисом. Высокие клены затеняли фасад дома. С заднего двора бетонная дорожка вела в аллею, которая в свою очередь приводила к задворкам магазинов на Мэйн-стрит. К этой бетонной дорожке спускались ступеньки кухни Дорсеттов.
Никто не мог бы сделать далеко идущих выводов из того факта, что ближайший сосед Дорсеттов был затворником, женщина, живущая через дорогу, — карлицей, а мужчина, живший чуть дальше на этой же улице, изнасиловал свою тринадцатилетнюю дочь, которая после этого продолжала жить в одном с ним доме, как будто ничего не произошло. Все это было частью любопытной деформации похоти, результатом которой становились многочисленные внебрачные дети, пронизывавшие, как некое подземное течение, весь этот городок — внешне столь заурядный, столь нормальный, столь пуританский.
Домашнее хозяйство Дорсеттов имело свои неповторимые черты — на первый взгляд невидимые, часто слабо проявляющиеся, но ощутимые. На вопрос о семье Дорсеттов миссис Мур, дававшая Сивилле уроки фортепиано, ответила, что Сивилла была грустна и что у матери и дочери были эмоциональные проблемы. Кузина Уилларда Дорсетта характеризовала отца и дочь как «тихих», а мать как «живую, сообразительную, легкую на подъем», но в то же время «нервную». Та же наблюдательница сообщала об исключительной близости матери и дочери, которых всегда видели вместе. Любимая учительница вспоминала, что «мать Сивиллы всегда водила ее за руку».
