— Зачем было их всех убивать? Они ведь все равно мало что соображали, — пожала плечами Настя.
— Для тех, кто задумал эту аферу, люди расценивались как лабораторный материал, — попытался объяснить генерал Рогов и добавил: — Если бы случилось землетрясение, эти ученые скорее спасали бы крыс, а не людей.
— Может, и так, — пожала плечами Настя.
— А как нам добраться до аэропорта? — спросил Балт у генерала Рогова. — Если, конечно, Настя не передумала лететь со мной.
— Нет-нет, мне тоже срочно нужно в Москву! — заявила Настя.
А генерал Рогов набрал номер на своем мобильнике и попросил забронировать сегодня на вечер три билета.
Но то, что ему ответили на том конце, повергло его в шок. Он даже переспросил:
— Как? Почему не принимает?
Отключившись, он растерянно пожал плечами:
— Москва не принимает.
— Как это «не принимает»?!
— Сначала сказали, что из-за грозы. Потом уточнили: Москва закрыта. Нет ни въезда, ни выезда, — уточнил генерал Рогов.
— Это не погодные условия. Это эпидемия, — с ужасом констатировала Настя.
Глава 23
Утром, когда еще было темно, доктор Николай Петрович подъехал к воротам. Дорогин, который привык подниматься рано, откликнулся на первый же его звонок в калитку.
Леночка, очевидно, тоже привыкла вставать рано, потому что, как только Николай Петрович вошел в дом, она вышла навстречу.
— Ну, как самочувствие ваше и ваших младенцев? — спросил Николай Петрович.
— Да вроде лучше. Даже не верится, что вчера Ванька был на краю смерти…
— Никогда так не говорите! Думайте о лучшем, и оно вам улыбнется.
— Да, я так и стараюсь.
— Я взгляну на них, — предложил Николай Петрович.
— Да-да, обязательно, — попросила Леночка.
— Тогда я приготовлю кофе, — сказал Дорогин.
— Мне без сахара, — предупредила Леночка.
Когда Лена с доктором вернулись за стол, в холле уже плавал горьковатый аромат крепкого, хорошо сваренного кофе.
— Все в порядке. Не волнуйтесь. Если что, здесь у соседей приходит убирать женщина из деревни. Как-то я ее подвозил. Очень честная, порядочная, верующая. Раиса Петровна. Вот ее мобильный телефон. Я предупредил, если вы позвоните, она вам поможет. Но сами на улицу не выходите и никому не открывайте. Ваши лица в каждых новостях показывают. Я-то вижу, что дети ваши, но людям не докажешь! Будьте предельно осторожны. А вам, мой дорогой, — сказал Николай Петрович, обращаясь к Дорогину, — придется нацепить усы. Мой напарник, по документам которого будем в город пробиваться, усатый. Я даже захватил усы. У меня в шкафу валялись. От каких-то новогодних розыгрышей. В Москву я вас провезу. А вот назад — не знаю… Там распоряжение вышло, что назад выпускать вроде как не будут.
— Мне бы в Москву. А назад я на своем скакуне доскачу, — улыбнулся Муму.
— Только вы долго там не сидите! Мне страшно здесь одной с двумя детьми! Да еще когда вокруг такое творится…
— Понял. Как только сделаю все свои дела, сразу еду к вам, — кивнул Муму.
Уже по дороге Николай Петрович признался, что после объявления Москвы закрытым городом ему стало страшно.
— Самое опасное — это полуправда, когда не знаешь, как на самом деле обстоят дела, сколько больных, умирают они или выживают. И вообще, из-за каких болезней закрывают город, — вздохнул доктор.
— У меня есть подозрение, что в данный момент полной информацией не владеет никто, — сказал Муму.
— Да, а ведь столько у нас всяких важных органов — и внутренние, и ГРУ, и ФСБ… Я раньше думал, зачем их столько. А теперь вижу, что мало, катастрофически мало у нас этих органов, — сказал доктор.
Подъезжая к Москве, Дорогин нацепил не только усы, но и марлевую повязку, которая закрывала лицо до самых глаз.
Блокпосты у въезда в Москву теперь стояли кордоном.
Спецназовец в камуфляже и черной маске попросил предъявить документы и предупредил:
— Документы работают только на въезд. Пока город в закрытом режиме, жить вам придется только в городе.
— Мы это поняли, — кивнул доктор.
Самое удивительное, что дежурный даже не попросил их снять марлевые повязки. Решил, наверное, что для узнавания достаточно глаз.
Проехав еще один блокпост, они наконец оказались в Москве.
Только начинало светать, и выкатывающееся из-за горизонта оранжевое солнце делало густой утренний туман похожим на апельсиновый сок. Московские улицы, обычно в это время кишащие людьми, сейчас были почти пусты. Таким теплым осенним утром хочется пощеголять без шапки, шарфика, без перчаток, в расстегнутой куртке. Но теперь редкие прохожие напоминали космонавтов — брюки, глухо застегнутые куртки с натянутыми на голову капюшонами, перчатки, высокие сапоги и обязательно марлевые повязки. Теперь белой вороной выглядел человек без повязки. Это было Дорогину с руки. Его лицо, размноженное и красующееся на всех столбах, могло привлечь внимание любого прохожего. А так усы, марлевая повязка до глаз, куртка с капюшоном делали его малоузнаваемым.
Ближе к центру почти все улицы были перекрыты санитарными кордонами. Специальные машины дежурили у каждого выхода из метро. Возле машин прохаживались люди в защитных комбинезонах и масках.
— Куда вам в Москве? — спросил Николай Петрович. — У меня есть еще полчаса времени, могу подбросить.
— Я должен оформить новый мобильник. Чтобы быть на связи. И с вами, и с Леной.
— Хорошо, я вас тогда оставлю в офисе оператора связи, а сам поеду на службу.
Но когда они подъехали к главному офису, который обычно работал круглосуточно, увидели лишь закрытые роллеты. И на окнах, и на дверях было приклеено объявление: «В связи с карантином офис временно не работает. По всем вопросам обращайтесь по телефону», и дальше был написан номер мобильного.
Муму перезвонил туда с телефона доктора, но, кроме дежурной фразы «Абонент временно недоступен», повторенной по-русски и по-английски, он ничего не добился.
Подобное объявление, только без телефона, висело и на дверях биологического факультета, где доктор высадил Дорогина. Но тут Дорогину по-настоящему повезло. Профессор Сечкин и Степан Рыбин в плотно застегнутых куртках, перчатках и марлевых повязках, что-то горячо обсуждая, поднимались по ступенькам лестницы университета.
— Здравствуйте, — приветствовал их Муму.
— Это вы! — радостно сказал Степан и, наверняка сомневаясь, помнит ли профессор, представил ему Дорогина.
— Очень приятно, очень приятно… — проговорил профессор, протягивая Дорогину свою затянутую в кожаную перчатку руку.
