Заглянули на Главпочтамт. От Сокола с Урсулой никаких известий. Оставили им записку. Зашли к Саше-художнику. Дверь открыла его сестра. Оказывается, Саша недавно уехал в Америку, в тот самый Город желтого дьявола (или, как еще говорят, Большое Яблоко), о котором так мечтал. В Зеленой чайхане тоже все изменилось. Умер Игнатьич, умер Ших-Али, «наши люди» разъехались по миру, а местным стало не до космоса. Душанбе предстал мне на этот раз городом близким и чужим одновременно.
У гостиницы «Душанбе», прямо перед входом, была разбита под тентами шашлычная. Молодой таджик в белых халате и колпаке орудовал над жаровней, спрыскивая шипящие куски баранины водой из бутылки из-под шампанского.
— Что он делает? — спросила Джулия. — Почему он льет шампанское на мясо?
— Он готовит специальное восточное блюдо «баранина в шампанском».
Пройти мимо такого деликатеса художница никак не могла. Мы сели за столик, посмотрели, что есть еще в меню. Помимо шашлыков были обозначены бутерброды с черной икрой, водка и «Советское шампанское». И все.
— Еще есть только икра с шампанским.
У Джулии глаза полезли на лоб:
— Только икра с шампанским? Но ведь это меню для дорогого ресторана, а тут просто фастфуд под тентом!
— Ну, это у вас все только в дорогом ресторане, а у нас это обычная еда типа ваших хот-догов. Вон, посмотри сама!
Джулия с опаской огляделась, и ее взору предстала очередная сюрреалистическая сцена. Вокруг нас сидели явно не аристократы. Кто в тюбетейке с бычьей шеей, кто с такой же шеей, но в кепке, пара теток в ситцевых халатах, двое-трое военных — и все налегали на шашлыки с икрой.
Я взял две порции прожаренной на живых углях баранины, густо посыпанной луком, и, как положено, шампанского с икрой.
— Может быть, возьмем минеральной воды?
— Думаю, тут ее нет.
— А что же пьют эти люди из стаканов?
— Это водка.
Тут Джулию окончательно пробило, и она перестала на время задавать глупые вопросы, лишь повторяя периодически: «Unbeliеvable!»
Подкрепившись бараниной в шампанском, мы решили зайти в гостиничный ресторан на кофе. Входим в холл, пересекаем его наискосок… И тут я слышу до боли знакомый голос:
— Вовчик!
Оборачиваюсь — и вижу Ворону! Ну слава тебе, господи, хоть одна родная душа! Как выяснилось, Ворона теперь работал в комиссии по общепиту. Бульшую часть своего рабочего времени он болтался по питейным заведениям города со своим приятелем-таджиком, крупным чином какой-то спецслужбы. Их уже везде знали и наливали, понятное дело, бесплатно. Вот и сейчас они прохлаждались в холле гостиницы с банками импортного пива в руках. Порадовавшись за продвижение Вороны по социальной лестнице, я предложил ему должным образом отметить нашу встречу. И мы отправились к нашему старому знакомому Джурабеку — визитом к нему ознаменовалось мое прибытие в Душанбе в незабываемом 1977 году, когда я впервые посетил Таджикистан и его чудесную столицу.
У Джурабека я запасся стаканом травы, и теперь можно было смело отправляться дальше — в сокровенные долины и на заснеженные перевалы фантастической Согдианы. На следующее утро мы вышли на шоссе, чтобы ловить попутку в сторону Гарма: была идея пройтись через высокогорные ландшафты Вахьё. За несколько часов голосования нужный транспорт так и не появился. Все машины ехали только куда-то в пригороды, не дальше чем на пятьдесят километров, но пользоваться ими мы не рискнули: можно было капитально зависнуть где-нибудь на полпути. В конце концов, меня такое бесперспективное ожидание вконец заколебало. Я тормознул обычное такси, и мы поехали в совершенно противоположную сторону — к старому доброму сиёмскому мосту.
— Почему-то совершенно нет машин на Гарм, — пожаловался я водителю.
Тот с удивлением посмотрел на меня и, поняв, что имеет дело с приезжим, прокомментировал:
— Так ведь у нас бензиновый кризис! Нет бензина — вот и не едут…
Это была моя вторая встреча с экономикой перестройки.
Такси остановилось у моста. Выхожу — и не верю своим глазам: прямо передо мной Леня Бобров с небольшой командой. К сожалению, Леонид шел не на станцию, а с нее — в Душанбе. Он продолжал работать на Сиёме директором. Коля-шиваит и Федор Федорович, по Лениным словам, несколько лет назад ушли с Сиёмы — им пообещали некую изолированную «двухместную» станцию где-то в Узбекистане, в хорошем якобы месте. На самом деле они попали на пост в безлюдной песчаной пустыне, да еще с вагончиком вместо домика. Это было даже не «шило на мыло», а гораздо хуже. Долго ли они там выдержали, Леня не знал. Возможно, сидят до сих пор…
Площадка перед сиёмской станцией была полна народу. Палаток двадцать, а то и больше. Но публика — уже не богемно-йогическая, как раньше, а все больше каратешно-оздоровительная. Вокруг костра сидела компания с гитарами, накачанные молодцы в спортивных костюмах делали по очереди с огромного валуна сальто головой вперед. На станции находился один Равиль — кунфуист из Ташкента, периодически работавший здесь еще во времена Феди и Коли. Мы посидели, попили чаю. Потом Равиль переправил нас в люльке на тот берег Сиёмы. Отсюда начинался путь к перевалу Четырех.
Встали на тропу с утра пораньше. Закинулись для профилактики кислотой, которую Джулия привезла с собой из Нью-Йорка. В общем, идем, солнышко светит, свежий ветерок, всё класс! Через какое-то время замечаю, что веса рюкзака совсем не чувствую. Первая мысль: забыл на предыдущем привале. Смотрю — нет, на месте, за плечами. Ну, думаю, чудеса! Как быстро к весу привык! Такой эффект на самом деле имеет место: если долго ходить с рюкзаком, даже тяжелым, то настолько привыкаешь к нагрузке, что через несколько дней почти совершенно перестаешь ее чувствовать.
И вот иду я дальше уже совсем налегке, почти вприпрыжку. Прыгаю-прыгаю и вместе с тем думаю: чего же мне это так легко прыгается? Ведь я иду по узкой каменистой тропе вдоль крутого склона, а такое ощущение, что по ровной плоскости. Посмотрел внимательнее вокруг — и ахнул: я действительно шел по плоскости, границей которой служили окружающие хребты.
В этот момент вдали появилась человеческая фигура. Я поначалу не понял, то ли она идет ко мне, то ли я ее догоняю. На всякий случай прибавил ходу. Наконец выясняется, что фигура движется навстречу. Вот она подходит совсем близко. Это типичный турист — в панаме, шортах, с рюкзаком и лыжной палкой. Поравнявшись со мной, останавливается, как это принято в горах, здоровается. Ну что, как дела, куда и откуда? И тут из его уст я слышу текст, прозвучавший отчужденно, как сообщение Советского информбюро:
— В Москве путч. В столицу введены войска, в стране чрезвычайное положение.
Вот это номер! Я еще ничего не понимаю, а фигура сообщает дальше совсем уже душу леденящие факты:
— Граница перекрыта!
Это что же, значит, мне и назад не улететь?! Тут подходит Джулия.
— Послушай, — говорит она, — о чем это вы тут беседуете? Вы выглядите со стороны как два клоуна! — И она чумово загоготала.