Через несколько дней после того, как основные работы по наведению элементарного порядка были закончены, осталось испытать действие бани. Но прежде требовалось заказать дрова. Колхозные власти выделили тракториста, с которым следовало отправиться в лес и отгрузить в прицеп из готовой поленницы оплаченное количество березняка.
Пошли мы с Айварасом. Под философские разговоры покидали поленья и стоим ждем, когда трактор потащит груз к дому. Но у тракториста дело что-то не заладилось: никак ему не вывернуть из бугров и кочек — то колесо забуксует, то прицеп не так встанет. В общем, дергает он машину туда-сюда, а почва эстонская — ой болотистая, грязевитая, засасывает прямо на глазах.
Нам уже становится смешно, начинаем давать парню советы, а у того прямо истерика. В общем, въехал он одним колесом на валун, трактор накренился, тележку повело на бок, и она в конце концов под грузом березовых дров опрокинулась, потащив за собой и сам трактор. Поленья вывалились, машина заглохла. Тракторист, стоя над раскуроченной техникой, молча выкурил сигарету. Потом сказал, что пойдет за помощью. Ну а мы отправились домой. Через несколько часов, уже ближе к вечеру, тракторист привез-таки дрова: его машину коллеги-механизаторы вытащили из болота, поставили на колеса и даже помогли вновь загрузить прицеп березняком. Ну слава богу. Теперь — в баню!
Пока Йокси с Айварасом растапливали баню, я успел немного подзамерзнуть. Вечерняя сырость, видимо, брала свое, да и дом уже много дней стоял совершенно нетопленый. А тут все карты в руки: березовые дрова, как я слышал, самые жаркие! Сложнее всего было разжечь печку. Это я самостоятельно делал фактически впервые в жизни. Тут для успеха требуется ювелирная манипуляция потоками воздуха, прогоняемыми через отопительную систему посредством печной заслонки и двух чугунных дверок — внутренней, решетчатой, и внешней, глухой. Худо-бедно огонь заполыхал — как-никак береза. После того как печь немного разгорелась, я набил ее поленьями до упора. В комнату понемногу пошло приятное тепло. За полчаса дрова сгорели. Я еще раз положил на полыхающие угли полный комплект — сколько могло влезть. Скоро стало ощутимо теплее. Я опять добавил дров и закрыл печную дверцу.
Баня тем временем созрела. В каминный зал вошли Рам, Йокси и Айварас. Я объяснил, что затопил печь. Рам сказал, что теперь нужно закрыть заслонку. Закрыли и отправились мыться. Отпарились по полной программе — с толком, чувством, расстановкой. Свежие, в одних полотенцах, отправились наконец домой. Входим и… попадаем в новую парилку! За те полтора часа, что нас не было, печь раскалилась аж докрасна, во всем доме просто не продохнуть. Как я потом понял, тройная доза березовых дров и для зимы была бы перебором. Я просто не сообразил, что тепло появляется примерно через час после начала топки, когда печь разогреется, а не сразу, как от электрообогревателя. Вот она и разогрелась! Несмотря на полностью открытые двери и окна, спать в эту ночь было практически невозможно. Все голые лежали поверх одеял, покрытые испариной, словно в сауне, тихо дурея. Время от времени выходили продышаться на улицу, но это мало что меняло по существу. Окончательно дом остыл только где-то через неделю… К тому времени мы обратили внимание на странно пожухлые листья высаженных в день переезда смородиновых кустов.
— Рам, смородина, похоже, не прижилась. Может быть, тут почвы не те?
Мастер вышел самолично все проверить. Внимательно обследовав несколько кустов, он поначалу ничего примечательного не обнаружил, но вдруг, осматривая почву вокруг одного из растений, разволновался, замахав нам руками:
— Послушайте, да ведь вы посадили кусты в чистый навоз!
Мы глянули — и правда: все до единого лангермаские кусты торчали из жирных грядок, куда мы и в самом деле почему-то забыли примешать сырой землицы. В результате вся флора просто погорела изнутри. Вот она, реальная агни-йога, сказал бы Леннон…
Из дневника Йокси: «Было около часа ночи, когда мы с Татьяной добрались до Лангерма. Мы знали, что опаздываем, но все же надеялись застать Рама на хуторе. Увы. В темноте слышался хруст собираемых огурцов… Это новые хозяева, купившие вместе с домом и огород, обнаружили аномальные овощи. Присутствие мастера вызывало особые изменения в физической природе. Еще до знакомства с Таней Козаковой — художницей и скульптором — я не раз останавливался у Деда в старом обветшалом доме, который мог бы служить экспонатом музея этнографии в Рокка-аль-Маре. Здесь было все: и колодец с журавлем, и непонятные руины чего-то, и кухня, где когда-то грелись вместе с людьми овцы и коровы… Мы приехали последней попуткой из Таллина. В доме было пусто. Настолько пусто, что казалось, будто мухи боятся летать в этом накачанном энергиями пространстве. Мы стояли возле разрисованной Кестом печи и не знали, что нам делать. Я уже хотел оторваться на моей первой (можно сказать) жене, как в темноте послышался рокот какого-то то ли „москвича“, то ли „запорожца“… Кто-то из друзей мастера приехал за оставшимися ульями. В машине нашлось место и для нас. В Каазиксааре мы прибыли в третьем часу. Не буду рассказывать о дороге, о пчелах и пр. — это особая история. На хуторе было много народу, и еще никто не спал. Кест взялся протопить дом, так как комнаты были сырыми. На хуторе давно никто не жил. Одновременно согрели баню. Мы с Татьяной парились последними. Когда мы вошли в дом, нам захотелось вернуться в парилку — там было прохладнее. В течение нескольких дней мы обустраивали ашрам. Мне пришлось чистить колодец и разбрасывать навоз на грядках. С колодцем я справился отлично. Я не только вычистил его, но и углубил до постоянного уровня воды, засыпал дно песком, а сверху положил толстый слой гравия. Последний слой был из гранитных булыжников. Вычерпав несколько раз мутные воды, я доложил мастеру о проделанной работе. Но потом… Мы посадили саженцы в чистый навоз. Горожане — что с нас взять. Рам очень расстроился…»
Но случались в Каазиксааре и более фундаментальные манифестации агни. Крупнейшее из них произошло в ночь зимнего солнцестояния, в канун 1980 года. Мы сидели небольшой компанией в лаборатории и медитировали. Было около двух часов ночи. Выйдя после сессии на улицу проветрить легкие, мы с Айварасом вдруг заметили на горизонте слабые всполохи. Наверное, решили мы, это каким-то образом манифестируется аура космического события. А через полчаса сполохи начали явственно поплясывать уже на стенах комнаты. Мы выглянули в окно и поняли, что горит не космос, а здание колхозного правления, располагавшееся в полутора километрах от нас, на другой стороне снежного поля. А еще через полчаса языки пламени стояли на горизонте как северное сияние, освещая призрачными бликами заснеженное пространство на много километров вокруг.
«Наверное, — подумалось мне, — так могло бы гореть колхозное правление, подожженное внезапно вышедшими из ночной мглы лесными братьями!» Пожарные машины приехали часа через три. К этому времени оставалось разве что залить водой дымящийся фундамент. Утром мы пошли посмотреть на последствия ночного фейерверка. Здание действительно сгорело буквально дотла, до нулевого уровня. Наверное, сгорело и все, что было внутри: инвентарь, документация, списки коммунистов… Главное, люди не пострадали. А кроме того, колхозное правление перевели в другое место, и таким образом окрестности нашего нового хутора стали еще безлюднее.
